— Там, внизу, змеи! — крикнула она им. Но ее предупреждениям вняли не больше, чем мольбам рабов, загоняемых в трюмы.
После самоубийства невольника рассерженный Торк велел связывать рабов вместе веревкой во время подъема по трапу. И не уставал мстительно напоминать им: мол, всякий, кто еще вздумает прыгать, будет отвечать перед своими товарищами по веренице. Больше не вздумал никто. С чем Торк, наверное, себя поздравлял…
В трюмах Проказницы дела обстояли еще плачевнее. Дыхание рабов было напоено страданием; несчастье невидимой тучей наполняло корабли изнутри. Невольников набивали в трюмы, как селедок в бочку, приковывали друг к дружке и к стенам — без помощи соседей никто не мог даже повернуться. Страх наполнял трюмы мраком, он был повсюду — в их моче, слезах и поту. Скоро Проказнице начало казаться, что человеческое горе пропитало ее насквозь.
А в канатном руднике, отвечая душевной дрожью на ее болезненные содрогания, распростерся Уинтроу. Да — он, покинувший ее, снова был на борту. Он лежал в темноте на полу, по-прежнему скованный по рукам и ногам, и на распухшем лице красовалась отметина — ее символ. Уинтроу не стонал и не плакал, но и не спал. Просто смотрел в темноту над головой… и ощущал. Ощущал вместе с Проказницей страдания рабов, все бездну их несчастья…
У нее не было сердца, которое могло бы ускорять и замедлять свое биение, — но Уинтроу так и трепетал, пронизываемый токами отчаяния невольников. Он в полной мере чувствовал всю тяготу их нынешнего состояния, причем каждого по отдельности — начиная с полудурка, не очень-то осознававшего перемену в своей жизни, и до пожилого скульптора, чьи ранние творения по-прежнему украшали личные покои сатрапа… В самых темных глубинах корабельного нутра, чуть ли не прямо в трюмной воде, помещались наименее ценные рабы — строптивые «расписные». Это был человеческий балласт. Сколько их доберется до Калсиды живыми — не интересовало никого. Много выручить за них все равно не надеялись… Был и сухой, более-менее удобный трюм, в былые времена видевший мотки шелка и бочонки изысканного вина. Здесь устроили мастеровых. Они представляли собой определенную ценность, и потому им бросили какой-никакой соломы, а цепи позволяли даже садиться и вставать — по очереди, конечно. Кайлу не удалось раздобыть столько мастеровых, как он предполагал. И потому основную часть его груза, размещенную в главном трюме, составляли простые работники, разорившиеся купцы, попавшие в беду путешественники, кузнецы, виноградари, кружевницы. Все они влезли в долги из-за болезни или из-за неправедного судейства — и вот теперь расплачивались за неуплату… самими собой.