Она первой нарушила молчание.
— Ума не приложу, чего ты от меня хочешь, — сказала она. — Зачем ты пытался присвоить меня именно таким образом?
Кеннит сделал еще шаг вперед.
— Ах, моя повелительница ветра и волн, стремительная и прекрасная! Мое желание таково, что проще и не выдумать. Я желаю сделать тебя своей. А потому мой первый вопрос к тебе: чего бы ты от меня хотела? Что мне сделать, дабы завоевать тебя?
— Ну, я не… Никто еще никогда… — Она замялась, смутившись, и повернулась к Уинтроу: — Я принадлежу Уинтроу, а Уинтроу принадлежит мне. И нам обоим с ним пришлось убедиться, что этого ничто не в силах переменить. И уж конечно, ты не сможешь встать между нами.
— Так говорит всякая девушка, любящая своего брата. Но потом является возлюбленный и похищает ее сердце.
Уинтроу просто не находил слов. И, кажется, сходные чувства испытывала женщина Кеннита. У нее даже глаза превратились в щелки, точно у кошки, встретившей недружелюбного пса. «Ревность, — сообразил Уинтроу. — Она ревнует его из-за нежностей, расточаемых им кораблю… А я? — И пришлось честно сознаться: — Я тоже ревную, потому что Проказницу явно смущают и радуют его комплименты…»
У нее даже румянец прорезался на деревянных щеках, и дыхание, колебавшее прикрытую ладошками грудь, сделалось чаще.
— Я не женщина, а корабль, — заметила она. — Моим возлюбленным ты быть не можешь.
— Не могу? А разве я не поведу тебя по волнам, которые ни один человек еще не решался рассекать, разве мы вместе не увидим земли и берега, о которых издавна слагают легенды? Разве мы вместе не окажемся под небесами, где горят звезды, коим еще не даны имена? Разве мы вместе не сложим такую повесть о наших странствиях, чтобы весь остальной мир язык проглотил от благоговения и восторга? Ах, Проказница, говорю тебе: я непременно завоюю тебя. Говорю тебе это и ничего не боюсь!
Она смотрела то на Кеннита, то на Уинтроу. Смущение необычайно красило ее, а паче того хорошела она от слов капитана.
— Что бы ты ни говорил, а место Уинтроу рядом со мной ты не займешь, — выговорила она наконец. — Мы с ним семья.
— А я и не собираюсь занимать его место, — с теплотой в голосе сказал ей Кеннит. — Мне оно ни к чему. Если при нем тебе безопаснее — да пусть остается с нами хоть навсегда! — И вновь он ей улыбнулся, улыбка была озорная, даже хищная и вместе с тем мудрая: — С кем, с кем, а со мной тебе, госпожа моя, о безопасном существовании останется только мечтать! — Он скрестил руки на груди, и — нога не нога, костыль не костыль! — умудрился предстать великолепно лихим: — Я-то тебе в младшие братишки ни в коем случае не набиваюсь!