"Жюстин, но чего ты хочешь?"
"Сначала ребенка. Потом - уехать отсюда с глаз долой в какое-нибудь тихое местечко, где я могла бы собой располагать. И собрать воедино кусочки моего характера, которые я пока не понимаю. Мне нужно время. Сегодня Нессим прислал мне письмо. Что ему нужно? Он и так про меня все знает".
Клеа подумалось вдруг: "Самая опасная в мире вещь - любовь из жалости". Но она прогнала эту мысль, чтобы еще раз насладиться образом спокойного, мудрого, без страха и упрека Нессима, грудью вставшего на пути обрушившихся на Жюстин несчастий и отражающего их. Так ли я не прав, приписывая ей еще одно желание, вполне в подобном случае законное? (А именно - отделаться от Жюстин, освободиться от чужих притязаний на собственную душу и на собственный образ мыслей. Она ведь даже писать тогда перестала.) Нессимова доброта - высокая смуглая фигура, отрешенно дрейфующая по коридорам александрийского света, - нуждалась в поле действия; как мог бы рыцарь благороднейшего происхождения выполнить свой рыцарский долг, не будь на свете замков и павших духом дев, которые ткут в них без отдыха и сна? Они идеально подходили друг другу - во всем, кроме потребности любить.
"Но деньги - ничто", - сказала она; уж с этой-то стороны она Нессима знала. Огромное его состояние его как бы и не касалось. Здесь, однако, необходимо заметить, что он уже успел сделать жест, тронувший Жюстин и даже несколько ее ошеломивший. Они ведь виделись отнюдь не однократно - по предварительной формальной договоренности в гостиной отеля "Сесиль", с бесстрастностью александрийских брокеров, обсуждающих проект хлопкового синдиката. Так уж в Городе принято. Мы народ рациональный, мы материалисты и никогда не смешивали две разные области: страсть и семейную жизнь. На подобных разграничениях и зиждется Средиземноморье, древнее, огромное и трогательно прозаичное.
"Соображения имущественного неравенства должны влиять на ваше решение в последнюю очередь, - сказал Нессим, чуть заметно покраснев и опустив голову. - Я решил сделать вам подарок ко дню рождения, который позволит вам ощутить себя ничем и ни с кем не связанной, - просто женщиной, Жюстин. Все это чушь и дрянь, но чушь и дрянь, проникающая в этом городе во все закоулки, все способная отравить! Дадим себе волю быть свободными, прежде чем принимать решения". Он протянул через стол маленький зеленый чек с надписью: "Три тысячи фунтов". Она смотрела на чек долго и удивленно, но так до него и не дотронулась. "Я вас не обидел?" - спросил он поспешно, чуть заикаясь от волнения. "Нет, - сказала она. - Это очень на вас похоже. Вот только что я могу с собой поделать - ведь я вас не люблю".