– О чем-то разговаривают… Так тихо, что ничего не удалось понять… В каком-то дальнем купе очень громко говорят, забивают… Разобрал только: «Николаев» да «аэродром».
Хинский задумался. Он взял со столика вечернюю поездную газету и, расположившись поудобнее в кресле, начал читать.
Сумерки сгущались.
– В Вознесенске будем в ноль тридцать? – не то спрашивая, не то утверждая, сказал Комаров.
– Да, Дмитрий Александрович.
– Так… Значит, на меридиане Николаева в одиннадцать часов тридцать минут…
Хинский потянулся к выключателю, тихо спросил:
– Свет не помешает? В темноте угла, куда забился Комаров, он уловил смутное движение его головы.
Свет залил купе. Комаров с опущенными глазами неподвижно сидел у стены.
Молчание длилось долго. Жужжали моторы; колеса что-то быстро и неразборчиво бормотали под полом.
Наконец Комаров вздохнул и поднял глаза.
– Что нового в газете? – тихо спросил он.
– Программа зимнего сезона в Большом театре… Новая опера Харламова… Открытие профессора Курдюмова… Новый способ переливания крови… О!.. Минутку… минутку…
Хинский быстро пробежал несколько строчек.
– Внезапно умер Вишняков… Помните? Дело об искажении георадиограмм на арктическом строительстве… Вот: «В доме предварительной изоляции при загадочных обстоятельствах…», говорится в сообщении.
– У Комарова заблестели глаза.
– Подробностей нет? – спросил он.
– Нет… Вот только, что Вишнякова накануне осматривал врач и что он был совершенно здоров.
– Странно, – задумчиво произнес Комаров. – Внезапные смерти стали у нас редкими. Что бы там могло случиться?
После короткого молчания Хинский сказал:
– С линии Владивосток – Иокогама – Сан-Франциско сняты океанские электроходы «Карелия», «Днепр» и «Щорс», а с линии Ленинград – Лондон – Нью-Йорк – электроходы «Десна», «Полтава» и «Дон». Все переданы ВАРу для ускорения его морских перевозок…
– Да, там какие-то затруднения с перевозками, – заметил Комаров. – Еще перед отъездом из Москвы я слышал об этом. Какая-то путаница, неразбериха. При таком огромном, мощном флоте, какой имеется в их распоряжении… Можно подумать, что Катулин разучился вести большие дела…
Хинский перебил его:
– Большое дело… Это не то слово! Великое! Грандиозное! Я уж и не знаю, какой эпитет здесь подыскать… Второй год идет строительство, четвертый год оно волнует весь Советский Союз, весь мир, а я все не могу свыкнуться с ним, хладнокровно говорить о нем. Подумать только – переделать Арктику! Дух захватывает при одной мысли об этом! Нет, Лавров положительно гений! И ни разу мне не удалось побывать там…
– Все это верно, – медленно сказал Комаров, погруженный в свои мысли. – Боюсь только, не исполнится ли ваше желание раньше, чем вы думаете… не назревает ли и там для нас работа…