Наконец, показалась какая-то дверь, судя по всему, скрывавшая за собой что-то очень важное. Давыдович напряг все свои пять чувств и сильно нажал на шестое, чтобы уловить признаки чьего-то присутствия внутри помещения. Чувства говорили в крайней степени невнятно и поэтому пришлось полагаться на счастливый случай. Антиквар постучал в дверь и услышал, что там что-то шевельнулось. Ответа не последовало и Давыдович, собрав свои нервы в кулак, распахнул дверь и с лучезарной улыбкой шагнул внутрь.
При его появлении темная фигура замерла посредине комнаты и было заметно, что она прервала стремительное движение на полдороги. При этом из рук архивариуса вывалился мешок и с глухим стуком упал на пол.
– Здравствуйте, святой отец, – вежливо начал архивариус, с удивлением рассматривая тонкую и совершенно легкую на вид фигуру.
«Да, пост – это вам не просто так!» – с уважением подумал Давыдович, косясь на свой животик среднего возраста.
Фигура между тем поежилась и, помедлив, отвесила небольшой поклон.
– Я не слишком вам помешал, надеюсь? – сказал Давыдович робко и бочком проходя в комнату. – Я к вам по одному очень важному поручению. Если вы не против, то я хотел бы сразу изложить суть дела.
Святой отец выслушал эту тираду и молча указал антиквару на стоявшее поодаль грубое кресло. Давыдович в выражением крайней признательности расположился в этом жутко неудобном кресле, архивариус же уселся напротив.
– Дело вот в чем. Насколько я наслышан, вы единственный в нашем регионе специалист по генеалогической каллиграфии. Прослышав об этом, одно достаточно состоятельное семейство возымело желание обзавестись подложными документами о своем древнем происхождении.
Давыдович сделал паузу, ожидая, не полетит ли после этих слов в него массивная чернильница, которая как нарочно стояла в непосредственной близости от собеседника. Впрочем, назвать его собеседником было достаточно сложно – с тех пор, как Давыдович знал святого отца, он не услышал от него ни слова. Это было уже достаточно странно, хотя и с начала беседы не прошло и пяти минут.
Не дождавшись реакции, антиквар продолжил:
– Я, конечно, понимаю, насколько это не богоугодное дело. С другой стороны, историческая правда совершенно не пострадает, если к сонму давно умерших или же покинувших эту страну людей прибавится еще несколько человек, связанных семейными узами. Вы согласны?
Ответа не последовало и антиквар подумал, что новой блажью архивариуса стал обет молчания. По крайней мере, о том, что архивариус глухонемой, никакой информации никто не давал. Может, ему, нужно писать на бумаге?