– Ну, – краснея от смущения, стала рассказывать Женя.
– Там какой-то вентиль был. Я его открыла.
Илья на минуту замер с расширившимися от удивления глазами, а потом повалился на свою полку и залился дебильным смехом.
Женя почувствовала себя совершено опущенной и постаралась превратиться в точку, если не исчезнуть вовсе. Илья прокашлялся и объяснил:
– Видишь вон там скачет тетенька в синей форме?
– Вон та, с лицом под цвет кителя?
– Она самая.
– Ну?
– Не ну, а проводница нашего вагона.
– Эта та, которая должна нам шампанское разносить? – предположила Женя, вызвав тем самым еще один взрыв безудержного веселья со стороны своего смешливого спутника.
– Нет, та самая, которой мы денег много заплатили, чтобы она нас без билетов посадила. Слышишь, как ругается?
Знаешь, что говорит?
– Не-а.
– Говорит, что всех нас высадит, потому что кто-то умудрился слить всю воду из резервуара.
– И чего?
– И ничего. Нету теперь в вагоне воды.
Женя начинала понимать и начинала пугаться.
– И что теперь будет? – трагическим шепотом спросила она.
– А теперь ничего не будет. Ни чаю, ни туалета, ни отопления.
Женя смотрела на Илью и понимала, на какую страшную судьбу обрекла она несчастных, вынужденных ехать в этом вагоне со столь бестолковой персоной, как она. Илья вдруг перестал смеяться и сделал Жене жест, который в принятой у них знаковой системе означал «прикинься ветошью и не отсвечивай». Дословного перевода Женя не знала, но всякий раз старалась сделаться как можно незаметнее и тише – на всякий случай.
К женскому визгу внизу присоединился мужской мат – появился начальник поезда. Побеседовав с проводницей на разные темы, в основном связанные с сантехническим оборудованием и умственными способностями работников состава и пассажиров, начальник плавно перешел на вопрос неподотчетных денежных поступлений в личное пользование проводника. На предмет последних было немедленно произведено маленькое импровизированное расследование в результате которого два пассажира остались стоять на промозглом полустанке и смотреть вслед красным огонькам уходящего вагона.
– Ну и пусть себе едут, – обиженно заявила Женя. – не очень-то и хотелось без воды, отопления и с такими ужасными людьми.
Илья покосился на нее, закинул на плечо свою сумку и сказал:
– Денег жалко.
– Да наплюй! – разошлась Женя. – Деньги – это мировое зло.
– Ага, – отозвался Илья. – Пошли уже.
* * *
Прошло не менее двадцати минут, как погружение и размещение в купе СВ было успешно закончено. Вован Натанович стоял на подножке поезда и чувствовал себя катастрофически неуютно оттого, что через считанные минуты он останется по-настоящему один. И дело было даже не в том, что боязнь одиночество было заразной болезнью, которую он подцепил от своей жены воздушно-капельным путем. Дело было в том, что с того самого дня, когда деньги, имеющиеся у него в распоряжении совершили качественное изменение и превратились в капитал, Вован Натанович ни на минуту не выходил из-под опеки высококвалифицированных специалистов в области бизнеса и финансов. Сколько Вован Натанович помнил себя в роли большого босса, рядом с ним постоянно маячила благородная фигура человека, который был рад защитить его интересы в этом непростом и жестоком мире бизнеса. Только эти выпускники-медалисты с их вечными очками и педантскими замашками, как казалось Вовану Натановичу, могли уберечь его самого и его капитал он порчи или убытка. В этом была правда, но только некоторая ее доля.