— Что, месье Стефан?
— Я говорю, верно, счастлив тот человек, у которого есть пятьдесят тысяч франков?
— Да, конечно.
— Хотел бы я, чтобы у меня было пятьдесят тысяч фран… нет, хотя бы… три… тридцать тысяч. А! — Месье Стефан вспомнил, что перед ним стоит угрюмо насупившийся сын, а за его спиной находятся двое подозрительного вида молодцов. — Надеюсь, ты, Николя, не подумал, что у меня есть пятьдесят тысяч франков?
— Ты, папа, заговариваешься.
— Что? (Когда создавалась необходимость, месье Стефан прикидывался тугим на ухо, хотя обладал прекрасным слухом и не менее прекрасным зрением.) Ты что-то сказал?
— Я сказал, что ты, папа, мог бы меня выручить, ссудив пятьдесят «штук».
— Это кто тебе сказал? — всполошился месье Стефан. — Тебе это кто-то сказал? Что будто у меня есть такие деньги, и вообще?… Ну так вот я что тебе скажу: ты плюнь в глаза тому человеку, который тебе это сказал.
— Как — плюнь? — не понял Николя.
Если бы месье Стефан помнил Ильфа и Петрова, он не замедлил бы процитировать Остапа Бендера, советовавшего плевать «слюной, как плевали до исторического материализма». Но он слишком давно уехал из варварской страны, где со слезами на глазах фабрикуют смешные безделушки про двенадцать стульев и двух жуликов, которые гоняются за дутым сокровищем. И потому он ответил так, как мог:
— Тот человек, который тебе это сказал — негодяй и брехло. Жак, ты можешь себе представить, что у меня могли бы быть пятьдесят тысяч франков?
Тот мотнул головой, как стадный бык-осеменитель, и попятился, потому что увидел, что из-за спины негра с дредлоками вынырнула бейсбольная бита.
— Вот видишь, — с облегчением заключил месье Стефан, который бейсбольной биты еще не видел. — Я тебе, Николя, сочувствую, но мне кажется, что ты того… сгущаешь краски… да. Может, это все происки семейки Шаллонов? Они же всегда хотели меня очернить, подставить… и моих семейных тоже, конечно. Эта жаба Анька Шаллон, мэр хренов, только и думает… как бы…
Месье Стефан окончательно бы запутался в своем безвыигрышном словоблудии, но Николя не дал ему довершить этот путаный монолог и взревел:
— Да ты что, папаша, совсем рехнулся? Нет, ты ничего не понимаешь? Меня убьют! Убьют!!! Какие там Шаллоны?! Там банда, банда арабов и латиносов, дьявольская мешанина выблядков со всего земного шара! И если я от них не откуплюсь, мне один путь — на тот свет, мать твою!
Николя говорил по-русски, но его интонации были вполне космополитичны и общепонятны, так что негр перебросил бейсбольную биту из левой руки в правую, а парень с сальной косичкой поднял плечи и согнул руки, отчего под рубашкой вздулись и угрожающе заходили мощные мускулы.