Брачный контракт с мадонной (Степнова) - страница 178

Он уже целый месяц держал меня за руку так, словно боялся, что я от него убегу. А я целый месяц решала проблему — сказать ему или нет, что не только не убегу, но буду преследовать его как назойливая собачка и потащусь за ним на край света, даже если край этот окажется не виллой на Кипре, а чумом на Северном полюсе, а на его счетах не окажется ни копейки.

Лишь бы он был со мной.

Он и был со мной ежеминутно. При этом я не ощущала с его стороны никакой жертвенности — только удовольствие, удовольствие, удовольствие, и… боязнь, что я убегу. При этом край света всё же оказался виллой на Кипре, а счета его нисколько не обмелели.

— Ладно, — сказал Анкилов, когда мы, выйдя из лифта, оказались в огромной гостиной первого этажа, — пляж так пляж, море так море. Только и не мечтай, что ты отправишься туда одна.

— И не мечтаю, — вздохнула я. — Конечно, я отправлюсь туда в сопровождении четырёх вооружённых телохранителей.

— И меня!

— Да, и тебя. Может, всё же отпустишь парней попить пива? Что нам может грозить на частном пляже, на хорошо охраняемой территории?

— Много ты понимаешь, — сбился он снова на отечески-поучительный тон.

— Много, — засмеялась я. — Просто хотела позагорать голой.

— Да?! Да-а?! — восхищенно заорал он. — Ну, тогда, тогда… я парням… того, прикажу отвернуться. Да, отвернуться и закрыть глаза!

— И как же они будут нас охранять?

— А чего охранять-то? Пляж частный, территория виллы охраняется так, что муха не пролетит!

* * *

Первое, что сделал Анкилов месяц назад, когда с пафосом объявил, что кроме меня ему никто не нужен — сменил фотографию на своём рабочем столе. На первый взгляд, изображение в рамке нисколько не изменилось, но присмотревшись, можно было заметить одно маленькое обстоятельство, в корне менявшее всё — над верхней губой появилась маленькая тёмная родинка.

— Понимаешь, — объяснил он мне как-то вечером, усевшись на ковёр по-турецки перед креслом-качалкой, в котором качалась я, — для меня идеалом женщины всегда была моя мама…

Я не удержалась и громко фыркнула. Нет ничего смешнее, чем маменькины сынки, которым всего-то там пятьдесят пять.

— Не фыркай, — он поймал за полозья кресло и остановил мои ритмичные раскачивания. — Не смей фыркать! Что ты понимаешь в этом?

— Ничего, — согласилась я. — Я ничего не понимаю в сыновней любви.

— Тогда слушай. Когда я увидел первый раз Жанну, то обомлел, внешне — она копия моей мамы. Я решил, что это подарок судьбы и просто вцепился в неё. Период ухаживания свёл к минимуму и через две недели сделал ей предложение.

— Зачем ты мне это рассказываешь?