— Итак, назовите, пожалуйста, ваше имя, отчество, фамилию, домашний адрес… — начал Александр Борисович официальную часть допроса, отметив, что приготовления к нему особого впечатления на Турчинкина не произвели. Покончив с формальностями, он перешел наконец к сути дела: — Алексей Алексеевич, вы догадываетесь, в связи с чем мы вас сюда пригласили?
Свидетель, прежде чем ответить, беспокойно поерзал на стуле, подумал и еле заметно пожал плечами:
— Наверное, из-за Шурки? Ну и этого его капитана…
— Вы имеете в виду Слепцова Федора Степановича, офицера расположенной неподалеку от Калеников части и своего друга Александра Юрьевича Бурлакова?
— Ну… да, Федьку Слепцова и Шурку… Только я к ихним делам никакого отношения не имею! Я им сразу сказал, пошли бы вы…
Турчинкин сердито сдвинул светлые брови и снова поерзал на стуле: очевидно, именно так выражалось у него волнение. Грязнов с Турецким переглянулись, и инициативу перехватил Вячеслав Иванович:
— И по какой причине вы им это сказали? Если не трудно, расскажите подробнее.
— По какой… Ясное дело по какой! Им это, значит, как забава, а у меня пацанов двое и баба больная… Вот и послал! Жалко, не сразу. А на лысого я плевать хотел! Еще грозиться вздумал…
Александр Борисович откашлялся и снял очки, по большей части находившиеся у него на носу. Тяжело вздохнул и кивнул Грязнову: Турчинкин оказался из разряда тех весьма трудных свидетелей, информацию из которых тянуть приходится словно клещами — не потому, что они что-то скрывают или собираются скрыть, а потому, что выразить свою мысль в словах для них тяжкий труд.
Спустя примерно полчаса нелегкой беседы картина наконец начала проясняться.
Около двух недель назад поздно вечером к Алексею Турчинкину, по его словам, зашел Бурлаков, предложивший ему подработать. От таких предложений Алексей никогда не отказывался, поскольку из-за болезни жены денег в доме вечно не хватало.
Как выяснилось, помощь от него требовалась совсем не сложная: Турчинкину вручили список покупок, которые следовало сделать в самые ближайшие дни. Помнится, список его удивил: помимо кое-каких, как выразился он, «железяк», зачем-то понадобился, например, коврик — из тех, что стелют в предбаннике, резиновый, что ли…
— Часом, не этот? — поинтересовался Турецкий, пододвигая к Турчинкину снимок, сделанный на месте убийства Мансурова — темно-зеленый полиэтановый коврик, найденный в кустах, где ожидал свою жертву снайпер.
— Он… — Алексей, казалось, совершенно не удивился, — очевидно, давно уже сложил два и два, каким бы тугодумом ни был. — Только я к ихним делам никакого отношения не имею, — упрямо повторил он.