Еж твою мать!.. — выругался Дубинский и на мгновение даже зажмурился. Получалось, что в момент первого покушения Мансурова спасло чудо: если бы лезвие задело Рената Георгиевича даже слегка, дело завершил бы рицин. Вот уж поистине — от судьбы не убежишь. Очевидным было и то, что несколько миллиграммов яда стекли по желобку в момент удара кинжала об пол — древний механизм, судя по всему, работал как часы.
— Это что же получается? — пробормотал Дубинский и, выйдя из-за стола, нервно прошелся по кабинету. — Получается, тот, кто подсунул Иванову орудие убийства (в том, что кто-то и впрямь подсунул, сомнений не возникало), ой как непрост. Дай-то бог, чтобы подполковник Степанов отыскался и сообщил, например, что во время следственного эксперимента Иванов сбежал… Тьфу, что я несу?! Это еще хуже — тогда и вовсе никакого следа не останется.
Впрочем, ни он, ни Игорь практически не сомневались, что никакого подполковника Степанова они не найдут, что такового вообще в природе не существует: если бы существовал, давно бы объявился сам. Мало того что сообщение о первом покушении на Мансурова прошло по всем внутренним сводкам, так ведь еще и физиономию Иванова по ящику демонстрировали. Что касается физиономии самого Степанова, ксерокопия, снятая с удостоверения, оставляла по своему качеству желать, мягко говоря, лучшего, во всяком случае, несколько черных пятен, получившихся на месте фотографии, с трудом давали представление разве что о круглом овале лица, но никак не о его чертах.
На столе следователя зазвонил телефон.
— Можешь звонить своему Турецкому, — сообщил Игорь. — Как мы и думали, полное фуфло, об этом типе никто никогда не слышал!..
Несколькими часами позже состоялся наконец допрос Иванова, давший следствию совсем немного, хотя, обнаружив в кабинете Дубинского Илью Борисовича, Николай явно обрадовался. И как раз благодаря присутствию доктора кое-что вытянуть из Иванова все-таки удалось, после чего Владимир Владимирович слегка изменил свое мнение о Рубинштейне: психом он явно не был.
— Ну, Коленька, — Илья Борисович сел совсем близко к своему пациенту, касаясь его коленей своими, при этом и как бы напротив него (стулья он с позволения Дубинского поставил заранее сам), — хочешь небось к бабе Симе?
Иванов посмотрел на него и улыбнулся в ответ на неизменную докторскую улыбку. Теперь по крайней мере привычка Ильи Борисовича почти все время улыбаться стала следователю понятна.
— Хочу, — прошептал он.
— Ну и славно, скоро увидишь свою бабу Симу. А чего ты шепчешь-то, голос потерял, что ли?..