Я даже поперхнулся дымом от неожиданности. А Меркулов весь напрягся, взял Ракитину за руку и настойчиво так спросил:
— Из-за какой бабы, Вика?
— Это у него надо было спросить! Из-за какой? Да мне эти его шлюхи вот здесь сидят! А им разве Виктор был нужен? Его деньги и подарки из-за границы! Сучку свою с кем-то не поделил — вот и все! Мне за свою жизнь цветка не купил, а этой балерине корзины роз посылал!
— Какой балерине, Вика? Успокойтесь, Виктория Ипполитовна. Какой балерине? — Меркулов все держал руку Ракитиной и тихо, но упорно настаивал на ответе.
Но я видел, что это дохлый номер. Виктория впала в невменяемое состояние, она твердила одно и то же:
— Корзины роз, а мне ни цветка, ни букетика, а ей — корзины…
Из своей комнаты выглянул встревоженный Леша. Меркулов поманил его указательным пальцем:
— Попробуй успокоить мать, Алексей. Ей-Богу, ей сейчас несладко.
— Не беспокойтесь, Константин Дмитриевич. Мама у меня все выдержит, — опять сказал Леша, как и тогда, в морге. — Давайте, я вас провожу.
Мы оделись и, тихо прикрыв за собой дверь с позолоченной табличкой «В. Н. Ракитин», вышли из квартиры. Из-за двери все еще слышался ослабевающий голос Виктории Ипполитовны:
— Слышишь, Лешка, ни цветочка…
В сгустившихся сумерках моросил противный дождь. Мы вышли из ракитинского небоскреба, обогнули витрину гастронома. За толстым стеклом сверкали глазурью гигантские окорока, таращили глазки тетерева, осетр с акулу величиной величаво взирал с огромного блюда. Очень противно было смотреть на всю эту несъедобную бутафорию, когда в магазинах не достать селедочного хвоста.
Мы спустились по ступенькам к тротуару и пошли к троллейбусной остановке на Садовое кольцо.
Внезапно Меркулов остановился и вытащил из кармана шинели какой-то бумажный комок, расправил его, сделав несколько шагов к фонарю. Это был листок, вырванный из школьной тетради. Крупным, детским почерком было написано: «Ее зовут Валерия Куприянова». Меркулов остолбенело смотрел на меня. Я сказал:
— Леша.
Меркулов поискал глазами телефон и, обнаружив его на углу Садового кольца возле будочки чистильщика обуви, быстро направился туда:
— Соедините меня с Романовой… Шура? Привет, снова Меркулов. Еду к тебе. Со стажером. Пока выясни все о Валерии Куприяновой. Она балерина. Как найдешь, вези к себе на Петровку.
Начальник второго отдела МУРа Шура Романова встретила нас как дорогих гостей — с ходу заставила выпить «по капельке» — тонкому двухсотпятидесятиграммовому стакану водки и закусить ириской. Меркулов принял стакан шутя, только кадык заходил на шее. Я принимал свою «капельку» в три приема, со стоном и позывами возврата, перепугав этим Шуру насмерть. Она бросилась к сейфу за НЗ — неприкосновенным запасом нежинских огурчиков в нераспечатанной банке, предназначенных для закуса одному лишь начальнику МУРа.