В этот день я почувствовал себя оскорбленным и, обезумев от вина, чуть было не крикнул: «Кто заботится о двух женщинах, живет с обеими!»
Когда они уехали, я вошел в спальню, чтобы утешить Алисию. Закрыв лицо руками, она лежала ничком на гамаке и громко всхлипывала. Я наклонился, чтобы приласкать ее, но она резким движением одернула платье и оттолкнула меня:
— Оставь! Не хватало только видеть тебя пьяным!
Тогда у нее на глазах я обнял хозяйку.
— Ты любишь меня, правда? Я ведь выпил всего две рюмки, не так ли?
— А выпьешь с хиной, и лихорадка пройдет.
— Да, любовь моя! Для тебя все что угодно! Все что угодно!
Несомненно, тогда-то Грисельда, выйдя с бутылкой на кухню, и всыпала в вино венгавенгу. Но я крепко заснул у ног Алисии.
В этот вечер я больше не пил.
Я проснулся с тяжелым чувством, хмурый и раздраженный. Из Ато Гранде на взмыленном, закусившем удила жеребце прискакал Мигель. Он разговаривал с Себастьяной в канее:
— Я приехал за своим петухом и хочу попросить у Антонио гитару.
— Здесь теперь распоряжается приезжий. Насчет петуха спроси у него. Гитары не дам — я ей не хозяйка.
Мигель спешился и робко подошел ко мне:
— Этот петух — мой, я хочу привязать его на веревку, скоро петушиные бои. Если разрешите взять его, я подожду сумерек, чтобы поймать его на насесте.
Поведение Мигеля показалось мне подозрительным.
— Баррера ничего не просил передать?
— Вам — ничего.
— А кому же?
— Никому.
— Кто тебе продал это седло? — сказал я, узнав седло, украденное у меня Пипой.
— Сеньор Баррера купил его у человека, который приехал из Вильявисенсио недели две назад и сказал, что продает седло, потому что лошадь у него издохла от змеиного укуса.
— А как зовут этого человека?
— Я не видел его. Слышал только, как он рассказывал.
— А ты всегда пользуешься седлами Барреры? — вскричал я, схватив его за шиворот. — Если не признаешься, где он, куда спрятался, я изобью тебя до полусмерти! А если честно ответишь на мой вопрос, я дам тебе петуха, гитару и два фунта.
— Пустите меня, я все открою вам по секрету.
Я отвел Мигеля к изгороди.
— Баррера остался ждать по ту сторону леса. Он не увидел условного сигнала — плаща, повешенного на заборе, красной подкладкой наружу. Поэтому он и послал меня, чтобы я, если путь безопасен, расседлал коня и ждал его. Он приедет вечером, а я, чтобы дать ему знак, должен сыграть на гитаре; но я еще не успел переговорить с хозяйкой.
— Ни слова ей!
И я заставил его расседлать лошадь.
Уже стемнело, и только на горизонте солнце оставило за собой кровавый след. Старая Тьяна вышла из кухни с зажженной керосиновой лампой. Другие женщины заунывно шептали молитвы. Я оставил Мигеля дожидаться Грисельды, а сам пошел за гитарой в каморку Антонио. Там было темно. Я снял с жерди гитару и прихватил с собой двустволку.