В какой-то момент Володя даже пожалел, что отказался от Диминого гостеприимства, и охотно покинул гостиничные стены, едва бросив в угол свою небольшую спортивную сумку. Азаров терпеливо ожидал его в машине и, похоже, несколько удивился тому, что гость так быстро обернулся.
— Ну что? — поинтересовался он, трогаясь с места. — Приемлемо?
— Нормально… Видали и похуже, — улыбнулся Яковлев, с любопытством поглядывая в окно.
Город ему по-прежнему не нравился, хотя центральные улицы существенно отличались от вокзальной окраины. Все как и в большинстве относительно крупных российских городов: сталинский центр, несколько типовых кинотеатров постройки шестидесятых, громадные корпуса известного на всю страну завода, возвышающиеся почему-то тоже почти в центре.
Уловив, видимо, Володино удивление в этой связи, Азаров охотно пояснил:
— Наш любимый город начинался когда-то как раз с этого завода, еще при Екатерине Второй и по ее личному распоряжению. Поэтому завод и оказался здесь: все остальное настраивалось вокруг него. Ну вот, мы фактически на месте: наш микрорайон в народе называют «Красные дома», получить здесь квартиру — большое везение!
Дома и впрямь были красные — сложенные из темно-бордового кирпича, как прикинул Яковлев, оценивая их архитектуру, не раньше тридцатых годов прошлого века и не позже все тех же пятидесятых. Возле крайнего подъезда одного из них Дима и остановил свою «Волгу».
— Вы, судя по всему, коренной житель? — вежливо поинтересовался Яковлев.
— Не совсем, хотя Москвы, какой она была в мои три года, совершенно не помню.
— Так вы что же, москвич?
— Да, отца направили сюда по партийной линии директором завода, — вздохнул Азаров. — Через пять лет после этого он тяжело заболел и вынужден был должность оставить… Но квартиру здесь мы уже получили, почти сразу после переезда. Отец умер, когда мне было всего двенадцать, мы с мамой вернуться в Москву не сумели, застряли здесь, похоже, навсегда… Тогда возвратиться мешали советские законы, сейчас — отсутствие нужного количества денег… Ладно, это печаль давно уже минувшая, пойдемте!
Маргарита Павловна Азарова оказалась вовсе не той пухленькой и добродушной мамой-домохозяйкой, какой заранее представил ее Яковлев: определение «дама» подходило ей больше всего. Высокая, статная, с интеллигентным, совсем еще не старым лицом, на котором возраст не спешил оставить свои следы, и… голосом командира полка.
— Ну наконец-то! — произнесла она, встречая прибывших в уютной прихожей, оклеенной бордовыми обоями и завешанной несколькими узкими и высокими зеркалами с лампами в виде подсвечников.