— Да, дела, — вздохнула Турецкая. — Скажите, вы давно замужем?
— Одиннадцать лет… — Наталья Викторовна вдруг залихватски предложила: — А давайте-ка хлопнем по рюмочке коньячка. Что это мы беседуем всухомятку!
Не дожидаясь ответа, она достала из бара две рюмки и пузатую, наполовину полную бутылку «Хеннесси».
— Я много слышала о таком коньяке, только пить его не доводилось, — призналась Ирина Генриховна.
— Вот сейчас и попробуете. Раз впервые, можете загадывать желание. А я еще кофе налью, не возражаете?
— Кутить так кутить.
Хозяйка пошла на кухню. Ирина же опять принялась рассматривать комнату и вдруг заметила на коврике, возле своего кресла, таблетку причудливой формы. Недолго думая, она подняла ее и спрятала в сумку.
Вскоре Свентицкая вернулась с двумя чашечками кофе, села, разлила по маленьким рюмкам коньяк:
— Ну, за знакомство.
Они, чокнувшись, выпили.
— Раз уж мы выпивали, это приравнивается к брудершафту. Поэтому можете называть меня просто Ириной.
— А вы меня просто Натальей. Тем более что мы ровесницы, — интеллигентно добавила Свентицкая, которая была существенно моложе гостьи.
— По рукам. Наталья, у вас здесь сколько людей живет?
— Мы вдвоем.
— Детей не завели?
— К сожалению, нет. Все некогда было. У Андрея есть дочь от первого брака. Он старался и старается уделять ей внимание. Потом пошли полк, армия — это для него тоже родные дети.
— Простите за сугубо профессиональный вопрос, но без него мне не обойтись: у вашего мужа много врагов?
— Хватает, — жестко ответила Свентицкая. — Как у всех честных людей.
— Вы подозреваете в покушении кого-нибудь конкретно? Интуиция вам что-нибудь тут подсказывает?
— Ничего она, Ирина, мне тут не подсказывает. Ровным счетом ничего. Врагов у Андрея слишком много. И все носят погоны.
— Значит, вы полагаете, что это связано со служебной деятельностью?
Наталья Викторовна пожала плечами:
— Дня за три до покушения муж с кем-то отчаянно ругался по телефону. Я не слышала подробностей, только обратила внимание, что по имени к собеседнику он ни разу не обратился. Потом страшно разнервничался, долго ходил по кабинету, ругался. Я только и слышала: «Вот гаденыш, паскуда мерзкая». Спрашивать мужа ни о чем не стала. Теперь жалею.
— Слава богу, дело поправимое. А почему не стали спрашивать?
— Знаю, когда Андрей в столь взвинченном состоянии, к нему лучше не приставать. Такого под горячую руку наговорит, что потом не поздоровится.
— Бывали случаи? — осторожно поинтересовалась Турецкая.
— В молодости, по неопытности, несколько раз нарывалась. Потом уроки пошли впрок — учла, когда можно что-то спрашивать, а когда — нет. — Она снова наполнила рюмки. — Ну, давайте, Ирина, за то, чтобы Андрей мой побыстрей выкарабкался, выздоровел, чтобы эта черная полоса осталась позади.