— Но это же не в Косове было, — уточнил Антон.
— Нет, конечно. В Москву он из Приволжского округа переезжал. Правда, в Косове Андрей тоже кое-кому соли на хвост насыпал. Ты про дело майора Медведева слышал?
— Медведева я знал.
— А то, что он пулю себе в лоб пустил на собственном дне рождения, слышал?
— Леонид Александрович?! — изумился Плетнев. — Первый раз слышу об этом.
— Ну да, тебя ж уже не было! Медведев ворюга был, каких свет не видел. Оружием торговал, албанцам продавал. И вот накануне дня рождения был у них с Андреем долгий разговор. Свентицкий как раз собирался уезжать в Самару. И мне потом рассказывали, что Медведев якобы пригласил его на день рождения. Но генерал сказал, что страшно занят, задерживаться никак не может, а подарок через одного из своих замов прислал. Дорогой подарок — пистолет марки «Смит и Вессон», не пустой — с одним патроном. После такого явного намека Медведеву больше ничего не оставалось. Пустил он себе пулю в лоб. Сразу после этого такой страх всех обуял, что уже на следующий день медведевский собутыльник, прапорщик Вертайло, прибежал к генералу и сознался в краже обмундирования. Ну, и припаяли ему пять лет.
— Значит, уже вышел.
— Вышел сучонок! Даже сюда приезжал, гад! — в сердцах произнес Юшин.
Собака зарычала. Опасливо покосившись на нее, Щеткин сказал:
— Придется всех обиженных генералом взять на карандаш. Особенно тех, которые уже на свободе.
— От такой публики ничего хорошего ждать не приходится.
— А Вертайло сюда зачем приезжал? — спросил Плетнев.
— Подрабатывал. Кажется, фермерское молоко в столовую привозил. Я случайно был рядом и его голос услышал. Говорил, где-то неподалеку отсюда живет.
— Адрес свой оставил?
— Зачем? Можно подумать, я буду заходить к нему в гости, — буркнул Юшин.
— Вы не зайдете, Иван Игнатьевич, а мы зайдем.
— Думаю, Вертайло разыскать несложно, фамилия редкая. Михал Михайлыч, кажется, его кличут.
Петр хотел поподробней разузнать про жену Свентицкого. Однако на эту тему полковник говорить отказался:
— У молодых женщин могут быть всякие отклонения от генеральной линии. Это дело чисто семейное, не мне их судить… Ну, все, — сказал он, вставая. — Мне пора к собачкам. А вы, ребята, найдите этих мерзавцев.
— Стараемся, Иван Игнатьевич.
— Я хоть и слепой, только ясно вижу, что вам это нужно больше, чем кому-либо. Вот и действуйте.
Он попрощался с ними и ушел, ведомый собакой, которую держал за ошейник.