Армянин, который тоже проснулся и теперь сидел на полу, опершись на обе руки, сказал:
— Хорошее у тебя лицо, друг. Есть над чем работать.
— В каком смысле? — удивился Александр Борисович.
— В смысле выразительности внешних черт. Контрастные, выпуклые.
— Это художник, — подсказал смешливый.
— Меня Хачик зовут. Крестик, по-армянски. Тебя легко рисовать, друг. Твои переживания на лице написаны. Хорошо видно, какой должна быть печаль, а какой радость. — Он поводил по воздуху рукой, словно держал карандаш и рисовал. — Рельеф у тебя хороший.
— Отец, — взмолился Турецкий, — у меня голова гудит, как пивной котел. Того и жди расколется. А ты терминами сыплешь. Дай в тишине посидеть.
— Вай, вай, вай! Не понимаешь ты меня, друг, — вздохнул художник. — Так же, как и они.
Он так горестно это произнес, что вызвал у Александра Борисовича жалость.
— Кто не понимает? Менты, что ли?
— Совсем даже наоборот. Милиция — добрые люди. Они мне крышу над головой дали. Не первый раз, я тут уже четвертый. Сын не понимает, жена его не понимает. Люди говорят, меня выгнали. Только я думаю, они правильно поступили. Я — художник. В какой семье нужен художник, кто его выдержит? Я — глупый и злой. Хоть и старый. Нельзя из своей больной головы мысли кидать людям в лицо. Кому это понравится? Нужно иначе делать. Вот ты, друг, где работаешь?
— Нигде, — с плохо скрытой злостью процедил Турецкий.
— Ладно, не хочешь — не говори. Ой, чувствую, тебе себя жалко. Так нельзя. Нужно все время работать, — казалось, художник обращается исключительно к самому себе. — Трудиться нужно. Идешь себе наверх и никому не говоришь об этом. Если повезет, будешь счастливый, богатый, известный. Если нет, будешь просто человеком. Хотя трудиться можно по-разному. Разбогатеть тоже можно по-разному. Я ведь тоже не раз мог стать очень богатым человеком. Согласился бы — дачу бы уже имел, иномарку имел бы. Только брезгливый я.
Заинтригованные сокамерники попросили Хачика объяснить, от каких источников богатства тот отказался.
— Художники, если захотят, могут получать очень большие деньги. Только для этого нужно рисовать под чужим именем.
Турецкий слышал о подобных приемах в литературе — талантливые, но не умеющие работать локтями писатели подрабатывают тем, что пишут книги за какую-нибудь, как говорится, раскрученную бездарь. Но литературный стиль, во всяком случае профану, трудно отличить один от другого. А ведь у каждого художника своя неповторимая манера. Как тут можно рисовать за кого-то?
Отвечая на его вопрос, Хачик объяснил, что речь идет о копиях старых мастеров, таких искусных, что их потом можно продать иностранным коллекционерам, выдав за подлинники.