Я сидел на нижней ступеньке крыльца, смотрел на папу и на проезжавшие мимо нашего дома автомобили. Мама была в доме. Она играла на пианино что-то минорное. Наверное, Баха. Почти все, что она играла, звучало как произведения Баха. Ветер то доносил до меня мелодию, то обрывал ее. Когда я сейчас слышу этот отрывок, в памяти всплывает тот солнечный октябрьский день. Фуга Баха для Двойных Окон в миноре.
Мимо проехал «Форд». На старый вяз села малиновка и начала насвистывать. Я слушал, как играет мама. Правая рука ее выводила мелодию, левая брала звучные аккорды. Когда ей хотелось, мама могла играть превосходные буги-вуги, но это случалось нечасто. И даже буги-вуги в ее исполнении звучали так, будто их сочинил все тот же Бах.
И тут вдруг меня осенило. Я понял, как прекрасно было бы разбить все эти стекла. Одно за другим, сперва верхние половины, потом нижние.
Вы скажете, это было не что иное, как желание отомстить отцу, сознательное или бессознательное. Разрушить его идеальный мир. Но, честно говоря, я не помню, чтобы отец как-то фигурировал в моих мыслях в этот момент. Мне было четыре года. Стоял ясный октябрьский денек. Чудесный день, словно специально предназначенный для того, чтобы бить стекла.
Я встал и пошел собирать камни. На мне были короткие штанишки, я набил полные карманы камней, и со стороны они наверняка смотрелись забавно, как огромные яйца. Я шел по дороге, то и дело наклоняясь за новым камнем. Проехала машина, я подался в сторону, водитель повернул руль в другую. Женщина сзади него держала на руках ребенка.
Когда я решил, что собрал достаточно камней, я вернулся на лужайку, взял один из них в руки и швырнул в стекло, стоявшее под окном гостиной. Я изо всех сил старался попасть. Но промахнулся. Тогда я взял другой камень, тщательно прицелился и кинул прямо в середину окна. По спине пробежал легкий холодок. Наконец-то я попал в цель. Окно звякнуло, по стеклу пробежала трещина.
Я обошел дом, разбивая стекла с той же старательностью и методичностью, с какой отец их расставлял. Сперва в гостиной, затем в комнате для музицирования… Я смотрел на маму, продолжающую играть на пианино. Она на услышала звона разбитого стекла, но увидела, что я смотрю на нее в окно. На ней был чудесный голубой пеньюар. Она взяла неверную ноту, увидев меня, остановилась на секунду и ослепительно улыбнулась. Затем вернулась к клавишам.
Самое забавное, что я не испытывал никакого чувства вины. Никакого ощущения, что я делаю что-то не так. Как, впрочем, и особого удовольствия. Все-таки странная вещь, это детское восприятие мира. Я уверен, что если бы отец успел укрепить вторые рамы на окнах, мне и в голову не пришло бы их разбить.