– А сюда ведь Саранча не доберется, – сказала я ни с того ни с сего.
– Возможно.
– Тогда зачем? Зачем набиваться Гарольду в союзники? Зачем тащиться в другой мир и вытаскивать меня? Ты ведь и так пересидишь здесь, за каменной стеной, жуя блинчики!
– Ищешь, в чем моя выгода?
Я глубоко вздохнула. Воздух здесь был как молочный коктейль.
– Максимилиан… где Оберон и что с ним случилось?
Огненный шар медленно поворачивался в воздухе. По его поверхности бегали сполохи, это было по-настоящему красиво. Максимилиан смотрел на огонь, прищурив глаза.
– Его забыли, Лена.
– Где он?!
– Я не знаю. Может быть, он сам ушел. Может быть, его вытеснило из этого мира… как вода вытесняет надувной мячик. Но уже совершенно ясно, что Королевство, в котором забыли Оберона, обречено и начнет разваливаться. Уже начало, – Максимилиан кивнул, будто сам с собой соглашаясь.
Меня охватил новый приступ паники. Огненный шар то разгорался, то чуть угасал. Тени от беседки, от кресел, от цветов дрожали и прыгали.
– Рушится тонкий мир, – продолжал некромант. – Разрушается волшебная оболочка неволшебных предметов. Обыкновенный, обыденный мир еще не успел окостенеть, он колеблется, теряет устойчивость. А когда мир теряет устойчивость, всегда приходит Саранча.
При свете огненного шара его белое лицо казалось желтым; передо мной сидел угрюмый, взрослый, совершеннолетний некромант.
– Саранча… я плохо понимаю, что это такое. Одно знаю точно: она снесет здесь все. Сровняет с землей постройки вместе с жителями. Все земли, до которых успело дотянуться Королевство, – острова с бывшими людоедами, далекие берега, угодья этих смешных тварей – бебриков… Все опустеет, и пространство начнет сжиматься, как пузырь, из которого потихоньку выходит воздух. И сольется в точку, – Максимилин сжал большой и указательный палец, будто давя между ними комара.
Я сидела, застыв на месте, а он посмотрел на меня – и вдруг рассмеялся:
– Да, так будет… И бедному некроманту останется только бежать обратно за Ведьмину печать. А там плохо, Лена, ты знаешь. Там теперь царствует принц-чума.
Из темного проема двери выбежал паук. Я еле удержалась, чтобы не заорать во все горло: нервы у меня были как перетянутые струны на игрушечной балалайке.
– Поэтому во что бы то ни стало надо выкручиваться, – бодро завершил Максимилиан. – Прежде чем мы сядем за стол, я тебе хочу что-то показать.
Он подошел к клумбе. Жесткие стебли замерли будто неживые. Максимилиан взял созревший плод, похожий на волосатый кулак, и тот с готовностью отделился от куста.
– Что это такое, по-твоему?