Я прыгнула к Максимилиану и перехватила его за руку с ножом. Но некромант, оказывается, был поражен не меньше меня.
– Оберон бы так не поступил, – повторил принц-деспот, и в голос его вернулось обычное спокойствие. – А ведь ты, девочка, хочешь быть похожа на своего короля?
– Ты помнишь Оберона?
Принц-деспот ласково улыбнулся.
– Это ничего не меняет, Лена, – мрачно сказал Максимилиан. – Он умрет сейчас, даже если мою родную бабушку вспомнит.
– Это меняет… – У меня путались слова и мысли. – Нас уже трое, тех, кто помнит.
– «Нас»?!
Максимилиан вытащил мешочек с семечками правды. Принц-деспот больше не улыбался; Максимилиан зажал ему нос, и почти целую минуту мы ждали – принц, казалось, предпочитал задохнуться, но рта не раскрыть.
Потом он не выдержал. Максимилиан воспользовался мгновением и ловко засунул ему в рот обломок деревяшки, валявшийся рядом. Лишив таким образом принца возможности кусаться, он с превеликой осторожностью прижал его язык лезвием кинжала – как доктор ложечкой, чтобы посмотреть горло. Принц зарычал; Максимилиан положил семечко ему на основание языка, и деспоту ничего не оставалось, как глотнуть.
– Что ты сделаешь, если получишь свободу?
Принц-деспот дернулся; Максимилиан убрал кинжал и выдернул деревяшку. Принц деспот молчал, на лбу его большими каплями выступил пот, ремешки, стягивающие тело, напряглись. Принц молчал – и молча извивался, глядеть на это было так страшно, что я попятилась. Неужели деспот решил умереть, но не сказать ни слова, не поддаться, не уступить принуждению? С него бы сталось; когда я окончательно в этом уверилась, принц взвыл так, что эхо запрыгало по комнате:
– Убью вас обоих! Убью!
Он орал и плевался, но семечко правды у него в животе снова превратилось в безобидную горошину. Принцу, видимо, стало легче, однако его ненависть к нам от этого только окрепла.
– Ты видишь, Лена, – устало сказал Максимилиан. – Проще его прирезать.
Камни, завалившие дверь, зашатались, будто кто-то с той стороны пытался разобрать завал. Потом я услышала приглушенный голос Гарольда:
– Лена! Ты жива?
– Да!
– Убери завал… Мы их оттеснили.
Принц-деспот закашлялся, болезненно морщась. Играть с семечками правды – дурная затея; поднявшись на колени, я коснулась его живота навершием посоха. Сосредоточилась, почувствовала, как немеют ладони. Убирать боль Оберон научил меня чуть ли не прежде всего.
Навершие слабо вспыхнуло. Принц замер, посмотрел на меня, будто не веря глазам. Я тем временем поднялась, вышла на середину комнаты, направила посох на завал из кирпичей. Вспомнила ветер, ощутила напряжение в груди, мягко перелила его через левую руку – в посох.