- Сэм обзавидуется, когда я ему скажу, что принес тебе сразу три вещи. Официант у "Бальзака" мог бы еще шесть кофе принести и тарелку с ветчиной и сыром.
- Вся эта сладостная тишь на меня влияет, произнесла Пенни. Возраст этого сада несравним с возрастом зданий и улиц в городах. Старая груша вон там знает, что существует, в то время как Эйфелева башня - нет. Какое возбуждение должно быть у нее в цветках, листьях и плодах. Ей нравятся дождь и солнце, она уходит в себя, прочь от мороза и пронизывающих ветров. Их привезли сюда римляне - вместе с яблонями, а римляне получили их от греков. Они происходят из очень древних цивилизаций Персии и может быть даже издалека, из Китая.
- Я себе в тетрадку потом это запишу.
- Ты захватил ее с собой?
- Везде со мною ездит, и Сэм в ней тоже пишет. Сэм слышит то, что я пропускаю мимо ушей. А есть вещи, значения которых не видишь, пока много дней не пройдет.
Я могу ведь настоящим тупицей быть. А ты все с себя снимать разве не собираешься?
- Ну если только ты думаешь, что местные не выломают забор, не упадут и не поранятся. У меня сейчас то, что я зову своей долгой памятью, какие-то прустовские возвраты к опыту, который Спиноза называл третьим видом познания.
Когда я Марку объяснила, он был очарован.
- Спиноза, отозвался Уолт. Кто-то древний.
- Философ, голландский, из еврейской семьи, семнадцатый век. Марк о нем может рассказать больше, чем тебе захочется. Спиноза много писал о том, как мы познаем и чувствуем мир и самих себя. Терпеть не мог неряшливого мышления и неряшливых чувств. Но оставлял место воображению и интуиции как способам познания. У нас накапливается опыт давно прошедшего опыта, воспоминания, которые возврашаются сами собой. Когда ты нес мне подушку, бренди и кофе, я вдруг вспомнила, как нянчила тебя, и чувственный восторг от того, как прилежно, ох как жадно ты сосал грудь, наблюдая за мной краем глаза. Именно тогда я вся обкончалась от глупости и начала жить заново десятилетней девочкой со своей куклой. Изумительно сексуальным было это чувство: одновременно мне и десять лет, и я - уже мать с настоящим, теплым, улыбающимся, сосущим грудь младенцем. Я околесицу несу? Это же поэтично, спонтанно, ясно об этом говорить никак нельзя. Вся любовь, влившаяся в твое зачатие, растаяла в отвратительной боли рождения, и всё это стало одним сложным удовольствием, экзистенциальное подтверждение которого - ты. Цельность опыта - тайна, пока такое мгновение не наступает. Конечно, может быть и так, что это твое счастье от титьки на меня переливалось. Я, помню, думала всё: я должна сохранить это мгновение, оно мне позже пригодится.