— Ветви девяти деревьев я зажгу от свечи, девять трав я брошу в огонь, масло девяти цветов я пролью в него, пусть мой костер горит ярче звезд, освещая путь тому, кого мы зовем.
Он бросил в огонь сноп сухой травы, облил маслянистой жидкостью из чаши. Поленья затрещали, и вдруг в небо взлетел ослепительно яркий язык пламени.
Протяжное «о-о-ах!» понеслось над пустошью.
Максимов поднял голову и осмотрелся.
Двенадцать человек сидели на коленях, образуя круг. В центре круга на земле выложили из белых камней звезду. С внешней стороны круга по четырем углам, охраняя стороны света, неподвижно замерли четыре фигуры в островерхих капюшонах, пламя костра играло на клинках их мечей. Максимов не смог оценить боевые способности охраны, тела скрывались под свободными одеждами, но не стал себя тешить иллюзиями, четверо с мечами против одного со стилетом — расклад не самый удачный.
Покосился на Вику. Судя по всему, он остался без напарника. Вика не выпила ритуального вина из чаши, которую пустили по кругу перед началом церемонии, как учил, лишь пригубила вино, а сглотнула слюну, собранную во рту. Но, впуская в круг, всех окурили подозрительно пахнущим дымом и смазали ладони, пятки и грудь душистой мазью. Она холодила кожу, как мятное масло, но явно подмешали еще что-то. Всё вместе плюс монотонное разноголосое пение и ритмичное уханье барабана сделали свое дело: Вика то и дело закатывала глаза и безвольно заваливала голову. Если бы не Максимов, время от времени сжимавший ее кисть так, что похрустывали косточки, она уже давно погрузилась бы в транс, как и большинство сидящих в круге.
Максимов опустил голову и стал незаметно наблюдать за женщиной, вошедшей в круг света. Она замерла, вскинув полумесяцем руку. Гордая осанка просматривалась даже сквозь свободный балахон с вышитым золотом орнаментом. Голову ее украшал странный убор с серебристыми рогами в виде полумесяца, плотная вуаль закрывала лицо.
Магистр, мужчина в белых одеждах, кружась так, что разлетались края рясы, дважды обошел круг и замер по другую сторону костра, напротив женщины. Он запрокинул голову, скрестив руки на груди. Максимов знал, что сейчас поза Магистра шабаша символизирует Смерть и ее безоговорочную власть, а женщина, вскинувшая руки, — небо и Луну.
Женщина стала медленно раскачиваться и низким грудным голосом затянула:
— Я стою к Востоку, я молюсь о покровительстве. Я умоляю тебя, Могущественный Господин Света, Хранитель Неба, Солнце Полуночи, приди к нам. Я зову тебя на Землю.
— Мы зовем тебя, Рогатый бог, мы зовем тебя, Рогатый бог, мы зовем тебя, Рогатый бог, — затянул шабаш. Им вторило невнятное эхо голосов тех, кто остался во внешнем круге, метрах в двадцати от костра.