Максимов смотрел на Ашота Матоянца, чувствуя, что и ему нет необходимости представляться. Ашот не выглядел человеком, способным к спонтанным поступкам. Какими бы неожиданными ни казались его действия окружающим, для самого Ашота они были результатом тщательного расчета и долгих тяжелых размышлений.
— Вы — Максимов, не так ли?
— Да. — Максимов отложил газету. — Простите, с кем имею честь?
— Ашот Матоянц. Отчим Карины.
— Очень приятно.
Ни Максимов, ни Матоянц не протянули руки.
«Значит, предстоят серьезные разборы», — подумал Максимов.
В холле сразу же нашлись двое, явно телоохранительных габаритов.
— Ваши? — указал глазами на них Максимов.
— Да. Вас это тревожит?
— Ни коим образом.
— А меня тревожит судьба Карины, — перешел в наступление Матоянц.
— И мне она небезразлична.
— Значит, мы по-разному видим ее будущее.
— Что же удивительного, мы же люди разного круга, — мягко указал Максимов.
Матоянц полез в карман. Достал золотой портсигар. Впрочем, не вычурный и тяжелый, а тонкой старой работы.
— Курите? — поинтересовался он.
— Благодарю, предпочитаю свои.
Матоянц закурил. Сел, закинув ногу на ногу. Прощупал Максимова взглядом, как тычут ножом в прожарившегося барашка, определяя, пора ли подавать на стол.
— Как вы догадались, я о вас многое знаю. Не все. Но достаточно.
Максимов выжидающе промолчал.
— Будь вы охотником за невестами, озабоченным дегенератом или нечесаным неформалом, типа тех, с кем раньше водилась Карина, разговор был бы другим. Вы, надеюсь, понимаете?
— Безусловно, — согласился Максимов. — Как и отдаю себе отчет в том, что беседую с авторитетным и влиятельным человеком, который не унизится до необдуманного поступка.
Матоянц по-новому посмотрел на Максимова.
— Что ж, это похоже на то, что мне о вас говорили. — Он не стал уточнять, кто и что именно говорил. — Карина сейчас поедет домой, — заявил он. — И вы о ней забудете.
— Первое вполне вероятно, второе невозможно, — ответил Максимов.
Ашот Михайлович покраснел до кончиков ушей. Тяжело засопел. Краска медленно схлынула с лица.
— У вас с ней серьезно? — с явным усилием произнес он.
— Да. Серьезно и взаимно.
— Карина через неделю уезжает учиться во Францию. Учебу в университете я уже проплатил. Все бумаги оформили, пока эту девчонку черти носили неизвестно где.
— Она ездила хоронить отца. В Гамбург. Я ее сопровождал. Извините, что Карина не поставила вас в известность. У нее были свои резоны, мне непонятные, но тем не менее я посчитал себя не в праве настаивать и тем самым вмешиваться в ваши семейные отношения.
Ашот Михайлович сузил глаза. С видимым усилием заставил себя расслабиться.