И тем не менее эти острые льдинки, что щекотали переносье, никогда не появлялись случайно. За ними всегда следовала беспощадная травля.
Дикарь усилием воли задавил в себе панику и решил ждать.
Он знал, что на охоте выигрывает тот, кто умеет чутко ждать. Надо затаиться и ждать, прислушиваясь, всасывая носом запахи, прищурить глаза, чтобы на них не упал луч света, и главное — копить в себе силы и ярость для схватки. Рано или поздно охотник обязательно выдаст себя.
И тогда начнется самое интересное — охота на охотника.
Максимов намеренно отстал от кавалькады охранников. Явиться к могиле под руку с Кариной посчитал дурным тоном.
К тому же он был уверен, не одна пара глаз, возможно, усиленная оптикой, вела скрытое наблюдение. Кроме наблюдателей, так сказать, по долгу службы, безусловно, в скорбящей толпе имелись наблюдатели по зову сердца. К ним следовало отнести всех женщин поголовно. И сплетников в штанах не стоит сбрасывать со счетов. Когда по тебе шарит сотня глаз, а в головках звенит вопрос «ой, кто это такой?», или «а ты кто такой?», если голова мужская, поневоле почувствуешь себя не в своей тарелке.
В мире, чьи делегаты прибыли со скорбной миссией на кладбище, Максимов был никем. Или чужаком, что еще хуже. Им он и решил оставаться. Чужим и ничейным.
«Кем, интересно, чувствовал себя в своем мире Ашот Михайлович, если выбрал такое место для последнего приюта? — пришла в голову мысль. — Именно, выбрал. Сам. Вряд ли он был из тех, за кого решают другие».
Место захоронения в столице, как и место жительства, вопрос престижа. Принцип «каждому свое» продолжает действовать даже тогда, когда вам уже в буквальном смысле все равно.
По статусу Матоянц мог претендовать на самые престижные московские некрополи. Максимов удивился, но не подал виду, когда машины на полной скорости понеслись к Клязьме. Хотя вполне могли протаранить городские пробки и пробиться к Новодевичьему или Донскому. Возможно, на старом армянском кладбище вполне мог сохраниться фамильный склеп. Но вопреки всем светским раскладам для похорон было избрано кладбище, примыкавшее к поселку, на окраине которого стоял дом Матоянца.
Кладбище оказалось обыкновенным деревенским погостом. Кто-то совсем недавно привел его в порядок. Причем не обошел вниманием даже явно бесхозные за давностью лет могилки.
Максимов отметил, что нигде не видно ни скапливающегося годами траурного мусора, ни пустых бутылок, ни раскисшей земли. Дорожки, центральные и боковые, петляющие между буйно разросшимся кустарником, заботливые руки посыпали крошкой розового туфа. Подобное интеллигентное отношение к смерти он встречал в Прибалтике и никак не ожидал увидеть на кладбище подмосковного поселка.