— Твой отец был стражем. Значит, он следил за мертвыми, чтобы те…
Мальчик повернул голову, удивленно посмотрел на Виктора. Стало понятно, почему он так упрямо пялится в окно, — в покрасневших глазах застыли слезы:
— За мертвыми? А что за ними следить-то? Стражи смотрят, чтобы живые не обижали мертвых.
Виктор не нашелся что ответить — так нелепо выглядела ситуация.
— Они ведь не виноваты, — чуть укоризненно сказал мальчик. — Их вернули в мир, заставили думать и двигаться — когда они уже умерли. Им и так не досталось вечного покоя — так пусть достанется просто покой. Серые Пределы не дают им выйти и вредить живым. А живые… живым все можно. Они ходят за Предел, неживых добивают, снимают с тел украшения, кольчуги, оружие. Воруют всякое… у мертвецов там свои поселки, всякие странные вещи… нам-то и незачем, а все равно воруют… Вот на севере, где Пределы через городок прошли, монахи целый институт организовали. Ходят через Предел… изучают.
В его голосе послышалась обида.
— А там же наши, все наши! И люди, и эльфы, и гномы. Они не виноваты, что была битва, а потом их снова подняли из мертвых. Там мой прадед где-то… там последний эльфийский правитель и гномий совет… Стражи как могут народ попугивают. Мы… — это «мы» прозвучало так, словно мальчику было лет триста, — тогда специально остались. Клятву дали, что раз предали братьев, не дали им умереть, так теперь будем защищать. И защищаем.
— Поэтому твой отец разбойничал? — не удержался Виктор. — Чтобы отпугивать от Пределов?
Мальчик опустил голову. Тихо сказал:
— Нет… не только. Для этого тоже… но у нас тяжело жить. Зверья почти нет, и земля не родит — Пределы рядом. Жить чем-то надо…
— Я понимаю, — сказал Виктор. Через силу, потому что не мог, все равно не мог оправдать разбойников. Никогда ему не хватало доброты, чтобы понять уличную гопоту или благообразных казнокрадов, разваливших страну. И здешних разбойников оправдать он не мог — несмотря ни на что.
— Вы все равно на нас сердитесь, — сказал мальчик. — Я знаю. Вы сердитесь, но только простите отца.
— Я простил. Честное слово. — Эти слова дались легче, искреннее, и Ярослав благодарно кивнул.
Виктор встал, прошелся по купе, открыл бар и порылся в бутылках. Выбрал кувшинчик попроще — вдруг за все это придется еще платить? — бокал и вернулся за стол.
Напиток был божественным. Не бренди, как он вначале подумал, а крепчайший сладковатый ликер, в чьем вкусе угадывались десятки трав. На кувшинчике были выдавлены какие-то руны. Наверное, эльфийский напиток?
— Когда будет станция, ты сойдешь, — велел он.