Стол представлял собой что-то среднее между скатертью-самобранкой и свалкой, с нарастающим перевесом в пользу последней.
Ели и пили все подряд: водку, блины с мясом и с творогом, салат с крабовыми палочками и салат «оливье», вино домашнее, бутерброды с килькой и яйцом и бутерброды с маслом и шпротным паштетом; вино «Шепот монаха» белое и «Коварство и любовь» — розовое; колбасу вареную «чайную», домашние огурчики, настойку смородиновую, пшеничные хлебцы, четыре котлеты, тщательнейше разделенные на восемнадцать частей, домашний ликер и три бутерброда с сосисками, опять-таки разделенные на восемнадцать частей. Томик ненавязчиво руководила застольем. Метелкина была на подхвате.
Некоторые блюда и напитки я пробовала впервые в жизни. Мне горячо советовали загадывать желания, уверяя, что это «верное средство». Однако то ли от усталости, то ли от того, что напитки с непривычки ударили мне в голову, ни единого желания на ум мне так и не пришло. А может быть, я не могла сосредоточиться на себе, потому что боялась пропустить что-нибудь интересное.
Тосты провозглашались разнообразнейшие: от банальных «Ну, поехали!» и «Дай Бог, не последняя!» до высокопарных «Здравы будем, бояре!» и «За сбычу мечт!», а также экзотических — за процветание Диснейленда и вечную жизнь танца ламбада.
За процветание журнала «Литературный цех» трижды пили стоя.
И вдруг все как один принялись восхвалять меня!
По непостижимому умыслу судьбы именно в этот вечер, в ничем не примечательный будний день четверг, примерно между шестью и семью часами пополудни, мне суждено было услышать лучшие слова изо всех когда-либо достигавших моих ушей.
«Уже не говоря о том, какая я женщина» — да-да, именно так и выразился Жорж-со-Шнурками! который, как выяснилось, был редактором журнала! и при этих словах он величественно взмахнул рукой! — они восхваляли мое образцовое ведение хозяйства, домовитость, вкус и стиль интерьера и вообще «шарм и имидж» (как выразился уже Славик Чики-Пуки). Обнаружился у меня также «неслабый уровень ай-кью» — что редкость среди женщин, вставил Чизбургер и удостоился легкого подзатыльника от Томика, — а кроме того, «несомненная харизма!».
Возможно, все это был лишь какой-нибудь литературный конкурс или состязание, подумалось мне тогда же. И, однако, все это я твердо решила при первой возможности законспектировать, дабы впоследствии перечитывать в депрессивные минуты.
«Но главное, главное, — вскричали они в один голос, — это душа!»
В этот момент Славик, и Жорж-со-Шнурками, и Чизбургер с Компотом, и не-тот-Галушко, и даже Томик, не говоря уж о Метелкиной, — все они до одного смотрели на меня, как никто никогда не смотрел. Впрочем, временами у меня возникало отчетливое ощущение, что все мы давным-давно были близко знакомы, а потом вдруг почему-то расстались и вот только теперь, по счастью, встретились опять!