— Здравствуйте! Приглашены? — спросила она, стойко удерживая рекламную улыбку телезрителям.
— На десять тридцать! Редколлегия журнала «Литературный цех»! — отрапортовал Жорж вибрирующим от напряжения голосом.
Я невольно ожидала, что сейчас она, опять-таки на западный манер, воскликнет в легком потрясении: «Ва-у!»
Но женщина, перегнувшись через стол, нажала несколько кнопок, объявила в аппарат тоном доброй феи, притворяющейся секретаршей:
— Анатолий Петрович! Редколлегия журнала!
И по-видимому, получив короткую инструкцию, картинным жестом указала на дверь среди лиан.
Следующая комната выглядела на первый взгляд сумрачной. Стены в ней были разноцветные — две темно-серые, а две темно-сиреневые. Только приглядевшись, я поняла, что так по-разному преломляется свет от окна на рифленых серебристых обоях. На этом серо-сиреневом фоне сразу бросалась в глаза громадная картина в сине-оранжевых тонах: закат на фоне гор и силуэты альпинистов на горном склоне. Этот горный пейзаж, подумалось мне, выглядел бы уместнее в какой-нибудь туристической фирме, чем в кабинете высокого чиновника. Но может быть, Сам — страстный альпинист?
Кстати говоря, непонятно было, отчего все так тряслись: выглядел этот самый Сам вполне адекватным на вид мужчиной, пожалуй, слегка располневшим (нет, все-таки не альпинист!), с лицом вовсе не свирепым, а скорее даже печальным или, возможно, немного скучающим. Увидев нас, он несколько оживился: привстал за столом, пробормотал что-то вроде «угу, угу» и довольно приветливо кивнул в направлении стоящих у стены стульев. Похоже, ему понравилось, как мы послушно и быстро расселись. Он вышел из-за стола, прошелся туда-сюда, откровенно разглядывая всю компанию, и улыбнулся, отчего сразу помолодел и как-то подоступнел.
Затем он потер руки и весело объявил:
— Ну что ж? Начнем!
По этой команде все всполошились. Жорж рванул молнию на заветной папке. Молния взвизгнула и застряла. Он дернул пластмассовый бегунок. Что-то треснуло. Метелкина, забывшись, тихо ойкнула. Галушко прокашлялся, словно готовясь что-то сказать, но ничего не сказал. Жорж, побагровев, терзал бегунок. Чизбургер выдавил неестественным голосом: «Извините за технические неполадки!» И тут Томик протянула к папке руку и что-то нажала, после чего папка послушно распахнулась.
Замелькали файлы, страницы, подборки стихов. Заулыбались шаржи и пародии. Запестрели названия статей и рубрик.
Сам не спеша, заинтересованно разглядывал каждый листок. При этом он играл бровями: то приподнимал их, то сдвигал и бросал исподлобья цепкий взгляд, то многозначительно заламывал левую. Но что именно означала эта многозначительность?