– Сейчас ты тоже будешь на полу спать! – Бабкин присел на кровати, потер глаза. – Почему колобродишь посреди ночи? Который час?
– Не знаю. Я почему-то проснулась.
Маша виновато пожала плечами, села на кровать. Она и в самом деле не знала, отчего проснулась.
– Сон плохой увидела? – Бабкин положил лапу ей на шею, начал медленно, нежно массировать.
Маша зажмурилась от удовольствия.
– Нет, мне ничего не снилось.
Рука на ее шее замерла.
– А что тогда? – удивленно спросил Сергей.
Удивление его было понятным: Маша спала по ночам, как сурок, и разбудить ее мог разве что Костин плач. Но Костя уже вышел из того возраста, когда дети плачут по ночам. А выражение „не спится“ было к Маше неприменимо.
– Не знаю… Сама не понимаю, правда.
Она зажгла ночник и посмотрела на мужа, щурившегося от света. Заглянула в комнату к сыну: Костя крепко спал, свесив руку с кровати. Маша поправила руку, осторожно прикрыла дверь и прошла по квартире, удивляясь себе.
– Отчего-то ведь я проснулась, правда?
Она вернулась в комнату, где хмурый Бабкин разглядывал двух терьеров на кресле: Тонька забралась к Бублику и теперь пыталась потеснить его. Тот в ответ сонно огрызался.
– Никак не пойму, в чем дело, – проговорила Маша. – И Антуанетта наша лежала на полу, когда я встала. Что совсем ей не свойственно.
– Пакость какую-то задумала, наверно. Хотела тебя за голую пятку цапнуть.
Собака подняла голову и выразительно посмотрела на Сергея.
– Да ладно, я пошутил. Смотри-ка, Машка, она обижается.
– Она вообще умница, – рассеянно ответила Маша, думая о том, что заставило собаку лечь на пол. Антуанетта предпочитала кресло и диван. – Кстати, интересно…
Не договорив, что же ей интересно, Маша встала, ни о чем не думая, подошла к окну и раздвинула шторы.
Внизу, на белом снегу, стояла одинокая маленькая фигурка, и, задрав голову, смотрела на Машу.
– Боже мой! – ахнула та. – Катя!
Бабкин в один прыжок оказался возле жены. Ее поражала эта его особенность – с виду большой и неповоротливый, как медведь, Сергей при желании проявлял удивительную ловкость и быстроту реакции.
– Кто это?
– Это Катя!
– Та самая?
– Да! Сережа, у нее что-то случилось. Я пойду…
– Сиди! – оборвал ее Бабкин, уже стоя с другой стороны кровати и натягивая джинсы. – Никуда ты не пойдешь в первом часу ночи. Я сам за ней спущусь.
Пятнадцать минут спустя он сидел на полу, на пушистой искусственной шкуре, купленной Машей специально для него, и рассматривал девушку, сжавшуюся в комочек на кухонном диванчике.
Хорошо было уже то, что она перестала дрожать. Когда Сергей вышел за ней из подъезда, она чуть не бросилась прочь, увидев мужскую фигуру, и подошла только тогда, когда он сказал про Машу. Потом, когда она рассказывала, что случилось, Бабкина поразил контраст между ее относительно спокойным голосом и дергаными, судорожными жестами.