– «Да преискусную царевну Мариам, которая искусством своим превзошла Адонирама, архитектора храма Соломонова»… – Тут Василиса паузу сама сделала, ожидая от младшей сестрицы возмущения. Но Елена промолчала, не знала она ни Соломона, ни Адонирама, а потому сказать ей было нечего. – «Да прекрасную царевну Елену, которая красотой и умом своими далеко позади ту Елену Грецкую оставила, по причине которой война Троянская произошла и благодаря коей поэт грецкий Гомер свои знаменитые поэмы написал».
– Совсем совести у хана того нет, даром что данник твой! – При этих словах Елена уже на визг сорвалась.
– А тут что не нравится?! – возмутилась Василиса, нахмурясь.
– Он же распутницей меня обозвал!
– В каком же месте, Еленушка? – поинтересовался Вавила, снова не усмотрев связи между письмом и дочкиным возмущением.
Елена вопрос отцовский буквально поняла, а потому так же прямолинейно и ответила:
– А ты, батюшка, сам не знаешь, в каком месте распутство заводится?
Царь только крякнул, сетуя на скудоумие младшенькой, а та от обиды остановиться не могла, выплескивала возмущение:
– Ну как же! Всем известно, что та Еленка Грецкая мужа законного бросила, из-за чего Трою под фундаменту самую срыли, со всеми мезонинами и фонтанариями! – Негодованию младшей царевны не было предела.
Тут Василиса Премудрая язык прикусила – вспомнила, как сама же сестрице о той войне рассказывала, чтобы погасить зависть к древней сопернице. А то Еленушка сильно мучилась, когда услышала, что та Елена красивее ее самой была.
– Нет, батюшка, – решительно сказала Елена Прекрасная, – ты этого невежу наказать должон! Уж пусть я лучше дурой слыть буду, чем сравнивать меня с бабой аморальной, которая законов нравственных соблюсти не может!
– Это он иносказательно выразился, – попытался успокоить Елену Потап, впрочем, возмущением супруги очень довольный.
А Василиса снова читать стала:
– «Теперь же дошли до нас сообщения, дорогой брат наш, белый царь Вавила, от младшего брата моего Цыряна Глодана, коий на свадьбах детей твоих был. Помнишь ли ты, царь Вавила, как упился он да на жеребца своего Йылдырыма вскочить пытался, но сколько раз ни вскакивал, столько раз, увы, и падал? Чем премного тебя и дружину твою развеселил. Мы же по случаю бракосочетания детей твоих шлем подарки. Царевичу Власию – скакуна ахалтекинского белой масти, по нашему обычаю именуется этот жеребец Йылдыйрьый.
– Да уж, развеселил-то тогда Цырян Глодан нас преизрядно, – с удовольствием вспомнил тот случай царь Вавила. – И не столько тем, что с коня падал, сколько тем, что кличку конскую выговорить не мог – язык шибко у Цыряна Глодана после медов хмельных заплетался. Все-таки хмель на нас по-разному действует – я вон после меду с одного разу выговорил.