– Очень даже хорошо. Но зачем все это я должен знать?
– Э, Семен, знать все, решительно все нужно знать! - быстро ответил Аким и с грустной задумчивостью добавил: - Жаль, что это не под силу одному человеку. А знать нужно все, - горячо повторил он и вдруг вспомнил: -Когда мы были в генеральском блиндаже, я видел там много-много книг. И среди них - какая бы ты думал? Астрономия! Зачем бы генералу астрономия? А вот изучает человек. Эх, Семен, какая это могучая сила - знание!..
– Что говорить, - согласился с ним Ванин. - А зачем это тебя лейтенант вызывал?
Сенька знал, что Аким был у командира, и это его беспокоило.
– Ну скажи, Аким, что тебе говорил наш лейтенант?
– Писарем меня хочет сделать.
– И ты согласился?
Аким улыбнулся.
– А почему бы и нет?
– Да ты, я вижу, совсем свихнулся!
– Почему же, нисколько. Местечко теплое, не пыльное. Сверху не капает. Помнишь, ты и сам мне говорил, что писарь из меня выйдет в самый раз, мол-де, и почерк у меня недурной, и в грамматике я силен. Вот я и послушался твоего совета.
– Так я же шутил! - в отчаянии воскликнул Сенька.
– А ты не шути в другой раз.
– Нет, Аким, ты врешь. Быть канцелярской крысой старому разведчику -это же безумство!
– "Безумству храбрых поем мы славу!"
– Какая же тут, к черту, храбрость - в писаря!
– А наградные листы кто на тебя будет составлять?
– Найдутся и без тебя составители. Нет, если ты только уйдешь в писаря, переметнусь к "катюшникам", вот провалиться мне на этом месте!
В юношески взволнованном, звонком и порывистом голосе Сеньки было столько искренней и чистой преданности, что Аким невольно ощутил к нему прилив братской нежности.
– Чудак ты, - обхватил он Сеньку за плечо. - Так вот я и соглашусь пойти в писаря. Что мне, жизнь надоела?
И друзья засмеялись. О тяжелом ночном разговоре там, под дубом, они словно забыли совсем.
С юга подоспели темные грозовые тучи. Сталкиваясь и наплывая одна на другую, они потрясали землю и темный небосвод сухими оглушающими раскатами грома. Поминутно вспыхивали и скакали по всему горизонту ломаные стрелы молний.
Земля, вздыхая могучей грудью, проглатывала бурные потоки воды, низвергаемые щедрым небом. Молодая яблонька, уцелевшая в палисаднике разрушенного снарядом дома, склоняла долу свою зеленокудрую голову, купаясь в мягкой дождевой воде. Ее недозрелые плоды подставляли под душевые струи дождя свои розовеющие бока; стоя под дождем, разведчики любовались этой яблонькой, как первым проявлением всесильной жизни в маленьком, умерщвленном войной селении.
– Пройдет годок-другой, и опять яблони зацветут рядом с новыми домами, - вполголоса проговорил Аким и предложил: - Пробежим по дождю?