Смерть зверя с тонкой кожей (Александер) - страница 107

Элис и Эбботт сидели на диване и смотрели телевизор. Потом Элис щёлкнула выключателем.

– Почему герои всегда попадают в негодяев, а те в них – никогда?

– Потому что герои стреляют лучше, любовь моя. Ну и кроме того, что станет с сериалом, если кто-нибудь вдруг завалит главного героя?

– Но ведь по настоящему всё по другому.

– По настоящему жизнь – скучная, серая и короткая штука. Кому интересно смотреть, как будет «по настоящему» – после целого дня в офисе, на заводе или где-то там ещё? Людям нужны мифы. И почему бы и нет?

– А мне нужен кофе. А тебе?

– Не откажусь.

– Давай посидим на кухне. Я люблю кофе на кухне.

Они сидели за крохотным столом в крохотной кухонке и пили кофе.

Элис кивнула в сторону канарейки:

– Помнишь Соломона?

– Встречались.

– Всегда пел, как сумасшедший. Всё время. А теперь молчит.

– Охрип, может?

– Я думала это связано с тобой. Он перестал петь как раз, когда ты уехал в Африку. Мне казалось, что когда ты вернёшься, он может снова запоёт.

– Не уверен, что улавливаю твою логику. Разве что птичка влюбилась в меня без памяти.

– Нет тут логики. Просто у меня было чувство, что если он запоет – это будет хорошим знаком. А теперь, когда ты вернулся – и это хороший знак – я думала и он начнёт петь. Понимаешь?

– Да. Да, конечно, – соврал Эбботт.

Элис посмотрела на птичку.

– Ну спой, Соломон, спой что-нибудь.

Канарейка помахала крыльями, почистила пёрышки и продолжала молчать.

– И не надо шуточек про Песнь Соломона.

– Ты сегодня расстроена.

Элис пригубила кофе, откинула назад волосы.

– Ты ведь не любишь меня, так? Хочу сказать, ты не влюблён в меня. Вот и вся разница.

– Ты мне нравишься. Ты значишь для меня очень много. Но я не думаю о тебе всё время и меня не тянет посвящать тебе сонеты. Но, чёрт побери, что значат слова?

– Для женщины – очень много.

– Слова всегда звучат фальшиво. Послушай, мне нравится быть с тобой, нравится, когда ты рядом, и, – он закончил почти неохотно, – Я не хочу терять тебя.

Она как обычно смотрела вниз. Ей казалось, что сердце не помещается в груди. В первый раз в жизни, она чувствовала себя почти что любимой – и не могла говорить от счастья.

Помолчав, Эбботт сказал:

– Завтра мне понадобится сделать пару звонков, потом я уеду.

Он допил кофе.

– Меня не будет день или два. Потом всё закончится.

– Съезжу к маме, – сказала она.

– Неплохая идея.

Прядь волос упала ей на глаза, она откинула её назад.

– Потом, – сказала Элис, – потом, потом, – она снова распустила свои длинные волосы, – А это «потом» наступит – для тебя, для меня?

Эбботт собирался ответить чем-то вроде: «Надеюсь», «Может быть» или «Если повезёт», но вдруг понял, что она вот-вот расплачется.