Однако моя напряженность уже прошла, я спокойно смотрел на это и был поражен, когда Максина вдруг кинулась к нему – уже не высокомерная, а трагически умоляющая, слабая, измученная женщина.
– Ради Бога, пощадите меня, мосье, – прорыдала она. – Поймите меня! Признаюсь, это – мое. Я всегда высоко держала себя в глазах света, потому что я известная актриса, и все знают, что я никогда не имела любовника. Но теперь моя тайна открыта. Вот мой любовник! А эта вещь – цена, которую я назначила за свою любовь. Мосье! Умоляю вас как женщина – сохраните в секрете содержимое этого футляра, не открывайте его ни под каким видом!
Я почувствовал, как кровь прилила к моим щекам, словно меня ударили хлыстом по лицу. К моему стыду, моя первая мысль была эгоистической: что, если ее слова станут известны и Диана услышит их тоже? Тогда все кончено, всякая надежда на девушку, которую я люблю, будет для меня утеряна навсегда… Моя вторая мысль была о Максине, которая необдуманными словами наложила на мои уста печать молчания.
Но раз уж она избрала такую версию для своей защиты, мне оставалось только соглашаться…
– Мадемуазель, мне грустно отказывать даме в такой просьбе, – сказал полицейский комиссар с оттенком сочувствия. – Но долг выше рыцарства. Я должен посмотреть содержимое этого футляра.
Она поймала его руку и оросила ее слезами.
– Нет! Нет! – душераздирающим голосом закричала она. – Если б я была богата, я предложила бы вам миллион франков, лишь бы вы пощадили меня! Я была расточительна и не сумела много скопить, но все, чем я сейчас располагаю, будет ваше, если…
– Никаких «если», мадемуазель, – перебил он резко. И, выдернув свою руку, раскрыл футляр прежде, чем она смогла помешать этому.
Наружу выпало роскошное бриллиантовое ожерелье. Словно блистающий водопад, оно заструилось с края стола, упало на бархатную диванную подушку и осталось там лежать, сверкая и переливаясь разноцветными огнями.
– Черт побери! – пробормотал француз вполголоса: как видно, он ожидал всего, только не этого.
Максина не произнесла ни слова. Когда, несмотря на ее мольбы и слезы, кожаный футляр все же стали открывать, она утратила не только надежду на спасение, но и выдержку; ее изящная фигура согнулась, как цветок, у которого надломили стебель. Она наверняка упала бы, если б я не подхватил ее и не удержал на своем плече.
Однако я тут же почувствовал, как при виде радужного бриллиантового каскада ее ослабевшее тело стало выпрямляться. Почувствовал, как вновь забилось ее сердце, как она, воспрянув духом, оживает и собирает силы для дальнейшей борьбы… если это потребуется.