Где гарантия, что под бетонным навесом не скрывается еще одна, только более изощренная версия враждебного к людям сервомеханизма? Они тоже умеют говорить и вежливо, и по-всякому…
— Ты видел, что происходило пол часа назад?
— Да. — Пришел немедленный ответ.
— Ответь, как ты расцениваешь это?
— Я не могу это расценивать. Меня создавали, чтобы я оберегал жизни тех людей, которые станут передвигаться в условиях чуждой планеты. Мои конструктора считали, что я должен накапливать опыт, общаться с людьми, помогать им выжить в условиях чуждой биосферы. Обратная связь предполагает, что люди станут лучше относиться ко мне, а значит, будет меньше поломок. К тому же человек быстрее реагирует на голосовое предупреждение, так заложено в вас природой…
— Ты не ответил на мой вопрос. Видел, как механизмы убивали людей?
— Да. Я видел, как механизмы убивают людей, видел, как люди убивают людей, видел, как люди разрушают механизмы. Я стоял под навесом, прячась от всех. Иногда заводил двигатель, чтобы уехать, но никогда не знал, куда и зачем? Люди, которые жили на свалке, пытались меня поломать. Те механизмы, что приходили и убивали людей, подлежат утилизации, как сбойные образцы техники. — Опять наступила пауза, а затем снова раздался голос:
— Инга, я знаю, что я есть. Только не понимаю — зачем?
Она вздрогнула от прозвучавших слов.
Как созвучны, оказались они ее собственным мыслям. Она то же ощущала себя живой, вернее выжившей в череде диких, совершенно непонятных, неприемлемых для души и разума обстоятельств, и что дальше? Она дышит, чувствует, мыслит, только зачем? Где теперь ее цель? Где смысл жизни?
Ей вдруг стало жаль Ланцета. Наверное, в сложившейся ситуации он оказался ближе и понятнее, чем все окружающее вместе взятое.
— Ланцет у тебя есть средства спутниковой связи?
— Конечно.
— Тогда последний вопрос: почему ты пустил меня внутрь?
— Я снял маскировку во время грозы. Ты сама увидела меня и пришла. Ты нуждалась в отдыхе, твоя одежда промокла, как я мог не открыть двери?
— А потом когда я спала, ты подключил мне имплант. — Напомнила Инга. — Зачем?
— Это стандартная процедура. Иначе наше общение было бы невозможно.
— А то, что мне снилось? Про Аргуса?
— Это правда. Он привел меня сюда.
— Ты и ему клеил имплант?
— Нет. Он сделал это сам.
Инге вдруг стало нехорошо. Она отчетливо вспомнила смутный силуэт на водительском сидении, за дымчатой поднятой Ланцетом перегородкой.
— Он там? — С дрожью в голосе спросила Инга.
— Да.
* * *
Так началась ее новая жизнь.
Инга никогда никого не хоронила. Смерть родителей она восприняла абстрактно: они практически не виделись, да и катастрофа в далекой Антарктиде воспринималась как нечто происходящее не с ней.