Впрочем, все быстро вернулось к норме, едва я заставил себя двигаться, а еда и питье привели меня не просто к нормальному, а к сверхнормальному состоянию. Я до сих пор чувствую себя великолепно (сейчас 3 часа ночи). Но в основе всего этого переизбытка жизненной силы лежит глубокий покой, чувство расслабленности и такое огромное счастье, что, будь у меня голос, я бы запел.
Я глубоко признателен мисс Л.Ф. за проявленное ко мне терпение и доброту. Р.А.М. [Р.А.М. (англ.) — Овен]»
— Р.А.М.? — переспросила я. — Ну, да, конечно, вы Овен! Вы хоть немного поспали этой ночью?
— Немного. Дважды, урывками. Первый раз — как только лег, и второй — уже перед рассветом. Но я совершенно не чувствую себя невыспавшимся. Весь день и до сих пор я в отличной форме. Я испил воды из тайного источника, мисс Ле Фэй — воды жизни.
— Вам что-нибудь снилось? — спросила я, так как поняла из его слов, что его подсознание пробивается на поверхность.
— Да, снилось, и мое сновидение, и выводы, к которым я пришел на его основании, — все изложено в записях, которые я вам дал. Прочтите их, обдумайте и тогда решайте, выгонять меня вон или нет. Вам они не понравятся, но вы ведь сами настаивали на том, чтобы я был искренен, вот я и был. Теперь вам решать.
Я перевернула странички, а он закурил новую сигарету. Я заметила, что рука его чуть дрожит. Зная руки Малькольма, я терялась в догадках, что же такого могло быть в этих записях.
«Я вышел из дома в крайне оживленном состоянии, немного даже вне себя. Мое импульсивное и необдуманное поведение было воспринято с большим терпением, чем того заслуживало, вследствие чего я был как бы в некотором опьянении. В таком настроении я и пришел домой. Но стоило мне перешагнуть свой порог, как настроение резко изменилось, и я понял, что совершил чудовищную глупость, которая ни в коем случае не должна более повториться. Наступила резкая реакция, я впал в жестокие сомнения и почувствовал себя глубоко несчастным.
Зная, что не усну, я последовал совету коллеги, у которого консультировался, и принял таблетку снотворного. Поскольку она не подействовала, я принял вторую и впал в тягостное, близкое к кошмару состояние между сном и явью, которое терпеть не могу. Принятое снотворное мешало мне проснуться окончательно, но и не погрузило в глубокое забытье, и сон мой стал тревожным и беспокойным.
Что-то настойчиво мне нашептывало, что стоит мне призвать мисс Л.Ф., как все будет в порядке, но делать этого мне не хотелось, ибо я считал, что так будет лучше.
Некоторое время я так промучился, все больше отчаиваясь уснуть, но решив ни за что не сдаваться. И тут неожиданно мне показалось, что у моей постели стоит человек. Я не видел его, но знал, что он здесь, и знал, как он выглядит. Он был высок и худ, в возрасте где-то от пятидесяти до шестидесяти лет, с гладко обритой загорелой головой, крючковатым носом, тонкогубый, сероглазый; на нем было длинное прямое одеяние без рукавов из белого, уложенного мелкими складками хлопка или льна. Ноги его были обуты в золотые сандалии, шею украшал золотой воротник, на руках сверкали золотые браслеты, а голову венчал золотой обруч. Я немедля понял, что это главный жрец, под началом которого я служил, бывший чуть ли не единственным человеком, который меня понимал и как-то сочувствовал. Ко мне сразу вернулась уверенность, и я почувствовал огромное облегчение. Я уснул крепче, и теперь мне привиделось настоящее сновидение.