Я вспомнил, как мисс Л.Ф. велела мне молиться Изиде и как эта молитва принесла замечательный результат. И вот я стал молиться этой огромной статуе, которая, как я считаю, была примитивным образом Изиды. Я помню, как припал к ее коленям и довел себя до экстаза, раскрывая ей, несмотря на всю ее чудовищную уродливость, всю свою душу. Затем облик ее неожиданно начал меняться, и вместо грубого красного песчаника, почерневшего от дыма, передо мной как бы засиял полированный черный мрамор, и я увидел, что это мисс Л.Ф., вернее, ее изваяние, только в три-четыре раза больше человеческого роста. Я вспомнил слова Писания «черна я, но прекрасна». Эта статуя, несмотря на черноту, была прекрасна. Я испытал перед нею смесь ужаса и восхищения. Я по-прежнему обнимал ее колени, но словно человек, схвативший в руки рыбу или змею, я и боялся ее, и был ею очарован. В глубине души я знал, что если смогу преодолеть страх и отвращение и брошусь с головой в этот омут, она снова превратится во что-нибудь прекрасное, но сделать это не было сил…
Затем главная дверь приоткрылась на несколько дюймов, и в щель проскользнула жрица, которую я любил. Обрадованный ее появлением, я спустился с возвышения, приблизился к ней и обнял. Она ответила нежным объятием. Во всяком случае, она меня не оттолкнула. Взяв за руку, я повел ее с собой на возвышение, где мы сели у ног богини, и я снова ее обнял, уже с большим жаром, и она ответила мне с не меньшей нежностью. Вот это был настоящий сон, ибо я им нисколько не управлял.
Потом вдали послышалось пение, и я впервые заметил, что посреди пещеры находится водоем, по всей видимости, питавший ручеек, который бежал вдоль подземного коридора. У водоема возвышался большой сталагмит, почитавшийся, насколько я знал, как святыня.
И снова мой сон вернулся к прежнему, и я все так же сидел у ног богини и ласкал жрицу, которая спокойно принимала мои ласки как должное. Затем я проснулся.
Я не в силах описать того ощущения радости жизни, уверенности в своих силах и счастья, с которым я проснулся. Обычно, если мне привидится такой непристойный, сон, я просыпаюсь, проклиная себя, и целый день хожу совершенно подавленный. Но ко всем непристойностям, виденным мною в этом сне, я отнесся неожиданно легко, как к самому обычному делу. Я припомнил слова моего гостя: «Это все не важно». Они явно возымели действие, причем настолько мощное, что это действительно оказалось неважным. Я был ужасно доволен собой и тем, что воспользовался возможностью ласкать жрицу, и остаток дня ни о чем не мог больше думать.