Жан-Пьеру внезапно пришла вдохновенная мысль.
– И купи пачку русских сигарет, – добавил он.
Маланг открыл пустые ладони:
– Нет денег.
Жан-Пьер знал, что денег у него нет. Он дал ему сотню афгани. Это будет гарантией того, что он действительно дойдет до Чарикара. Но есть ли способ заставить его обязательно передать коробочку?
Жан-Пьер сказал:
– Если ты это сделаешь, то получишь столько таблеток, сколько захочешь. Но не смей меня обмануть, – потому что я все равно узнаю и тогда никогда больше не дам тебе таблеток, и твоя боль в животе будет все сильнее и сильнее, пока тебя не раздует, а потом твои внутренности взорвутся, как граната, и ты умрешь в мучениях. Ты понял?
– Да.
Жан-Пьер не отрываясь смотрел на него в слабом свете. Белки его безумных глаз блестели в ответ. Казалось, он был в ужасе. Жан-Пьер отдал ему остальные таблетки диаморфина.
– Глотай по одной каждое утро, пока не вернешься в Бэнду.
Он оживленно кивнул.
– Ну, теперь иди и не вздумай меня обмануть.
Человек повернулся и побежал по неровной тропинке своей странной походкой, как зверек. Глядя, как он растворяется в сгущающейся темноте, Жан-Пьер думал: «Будущее этой страны – в твоих грязных руках, сумасшедшее ничтожество. Да хранит тебя Бог».
* * *
Прошла неделя, но Маланг не возвращался.
Накануне среды, дня, когда было назначено совещание, Жан-Пьер был вне себя. Каждый час он успокаивал себя, что наркоман вернется в течение следующего часа. А к концу каждого дня – что он вернется завтра.
Активность воздушных рейдов в долину возросла, как будто нарочно, чтобы добавить Жан-Пьеру тревоги. Всю неделю самолеты ревели над головой, направляясь бомбить селения афганцев. Бэнде повезло, здесь упала лишь одна бомба, после которой осталась большая воронка на клеверном поле Абдуллы – только и всего. Но неумолкаемый гул и постоянная опасность сделали всех раздражительными. Это нервное напряжение вылилось в предсказуемое увеличение урожая больных на приеме у Жан-Пьера с симптомами стресса: выкидышами, несчастными случаями дома, домашними травмами, необъяснимой рвотой и головной болью. Головная боль особенно часто была у детей. В Европе Жан-Пьер порекомендовал бы курс психотерапии. Здесь он направлял больных к мулле. Ни психотерапия, ни ислам не могли особенно помочь, потому что истинной причиной страданий детей была война.
Он машинально осматривал утренних больных на утреннем приеме, задавая на дари обычные вопросы, объявляя диагнозы для Джейн по-французски, перевязывая раны, делая уколы и раздавая пластмассовые баночки с таблетками и стеклянные бутылочки с цветными микстурами. Малангу должно было хватить двух дней для перехода до Чарикары. Надо дать ему еще день для того, чтобы набраться храбрости приблизиться к русскому солдату и еще ночь, чтобы после этого прийти в себя. Отправившись обратно на другое утро, он должен был провести в пути еще два дня. Ему следовало вернуться позавчера. Что случилось? Он потерял коробку, или прятался, трясясь от страха? Или он принял сразу все таблетки и заболел? Ему стало плохо? Или он упал в эту проклятую реку и утонул? Или русские использовали его в качестве мишени для учебной стрельбы?