– А что же случилось? – спросила Джейн.
– Бомба угодила в дом, где жила семья. Дом был расположен на некотором расстоянии от деревни, и они считали, что так безопаснее. – Жан-Пьер повел плечами – Потом привезли несколько раненых повстанцев, которые южнее приняли бой. Вот почему я так задержался. – Он сел на груду подушек. – У нас есть
– Уже поставила, – проговорила Джейн. – И что, это была засада?
Жан-Пьер закрыл глаза.
– Да, ничего особенного. Доставили на вертолетах солдат, которые по причинам, понятным только им одним, заняли селение. Жители бежали. Мужчины, получив подкрепление, начали обстреливать русских с холмов. Потери с обеих сторон. Потом у повстанцев кончились боеприпасы и они отошли в горы.
Джейн понимающе кивнула. Она с сочувствием относилась к Жан-Пьеру. Это было тягостным делом – оказывать медицинскую помощь жертвам бессмысленной битвы. Бэнда еще никогда не подвергалась оккупации, но Джейн жила в постоянном страхе, что это может произойти. В кошмарном сне она куда-то все бежала, прижав к груди Шанталь, а над нею кружили вертолеты, с которых пулеметные очереди вонзались рядом с нею в каменистую почву.
Вошла Фара с горячим зеленым чаем, плоскими хлебными лепешками, которые назывались нан, и глиняным кувшином со свежим маслом. Джейн и Жан-Пьер начали ужинать. Масло было редкостью. Свой вечерний нан они обычно макали в йогурт, свернувшееся молоко или масло. В полдень они обычно ели рис с соусом, отдававшим мясом, а это вовсе не означало, что в нем действительно было мясо. Раз в неделю они лакомились курятиной или козлятиной. Джейн, которая все еще ела за двоих, каждый день могла позволить себе яйцо. В это время года на десерт было много всяких фруктов – абрикосы, сливы, яблоки и шелковица. Джейн очень хорошо чувствовала себя на такой диете, большинство англосаксов наверняка назвали бы ее голодным рационом, а вот кое-кто из французов увидел бы в этом основание для самоубийства. Глядя на своего мужа, Джейн не смогла сдержать шутку:
– Может, к твоему стейку немного беарнского соуса?
– Нет, спасибо. – Жан-Пьер протянул ей свою чашку. – Но может быть, еще капельку белого Шато Шаваль? – Джейн подлила ему чая, и он пригубил, словно смакуя утонченный букет редкого вина. – Вино урожая 1962 года иногда недооценивают из-за того, что он шел следом за незабываемым 1961 годом, но я с самого начала был убежден, что его относительная неординарность и безупречная утонченность почти ни в чем не уступают абсолютному совершенству и изысканности его несравненного предшественника.