Я был уверен, что Крейзи помнит. Это случилось недавно, когда мы целой толпой сидели у Крейзи на квартире, а я вошел в комнату и говорю:
— Послушай, брат, вот какую я слышал притчу! Издал лев указ: в лесу куда попало не ссать. Раз шел по лесу медвежонок, и вдруг ему так ссать захотелось! Смотрит, а поссать-то и некуда. Видит — навстречу ему лягушонок скачет. Подходит медвежонок к нему и говорит: “Лягушонок, открой рот!” Лягушонок послушался было, но когда увидел, что медведь собирается туда нассать, тут же закрыл. Тогда медвежонок опять говорит, но уже настойчивее: “Лягушонок, открывай рот!” Лягушонок открыл, а как только медведь ссать пристроился, хоп — и снова захлопнул! Тогда медведь разозлился и орет: “Открывай пасть, лягушонок!”. А лягушонок опять за свое: откроет и тут же закроет. Тогда взял медведь лягушонка за верхнюю челюсть и полбашки напрочь оторвал, чтобы она ему ссать не мешала!
Надо отдать Крейзи должное: не успел я еще закончить притчу, как он вскочил и со всех ног бросился в туалет. Понял, видать, содержащийся в моих словах прозрачный намек. Дело в том, что в сортире у Крейзи крышка на унитазе была устроена так, что поссать мог лишь очень стремительный человек: она имела привычку захлопываться в самый неподходящий момент. И когда за один заход она захлопнулась аж три раза подряд, я оторвал её с хилых креплений вместе со стульчаком и выбросил в коридор. А для оправдания своих действий придумал озвученную выше “притчу”.
Я был абсолютно уверен, что Крейзи ее не забыл — лишь сомневался немного, хороший ли я выбрал момент, чтобы ему про это напомнить. Кто его знает, вдруг пристрелит меня чисто из мстительности? Но нет — Крейзи меня признал, опустил ружье, развернулся и пошел в направлении кухни.
— Эй, — позвал его я, — у тебя что, свет отключили? И почему одеяла на окнах? У тебя тут что — фотостудия?
— Проходи и садись, — оборвал меня Крейзи. — Слушай и не перебивай…
Он подождал, пока я пройду на кухню, а затем уселся напротив и начал говорить. Я слушал его с чувством нарастающего ужаса: говорил он вроде как складно, только вот я ни слова не мог разобрать. Вернее, отдельные слова я понимал, но в общую картину они почему-то не складывались. Поток хаотичных, совершенно иррациональных высказываний обрушился на мой мозг, затопил сознание, с первых же секунд ввергнув меня в крайнюю степень замешательства. Мне стало до того не по себе, что уже через несколько минут я был вынужден схватиться за голову и заорать:
— Хватит! Да подожди же ты! О чем ты, мать твою, говоришь?