— Сука и педераст твой Миша! — визжит Жанна. — Я его прибью, блядь! Он меня треснул по голове! Развяжи!
— По голове?! Зачем? — задаю глупейший вопрос, ещё не понимая, что проиграл.
Проигрался в пух и прах. Проиграл бездарно и с позором. Проиграл так, как может проиграть только вечный неудачник.
— А ты спроси, козла?! Ну, хотел меня, да?! Я, что, не дала бы? Дала! Зачем бить? Привязывать!
— Заткнись, дура!!!
И прикладываю максимум душевных усилий, чтобы не пристрелить эту телушку. И самому не застрелиться. От безысходности. Все! Вот она финальная сцена. И финальная реплика. И ничего нельзя сделать! Ни-че-го!
А тебя, Слава, сделали. И как сделали? Аккуратно, деликатно, театрально. И ты собственными руками отдал друга.
Ну, что ж, пользуйтесь, господа, — пользуйтесь на радость себе и своим детям! Живите и процветайте, и, по возможности, размножайтесь. Вы — сильнее меня. Это надо признать. Вы везде и всюду, как палочка Коха, как бубонная чума, как гордая холера!..
Вы лоснитесь от удовольствия жизни. В руках ваших вся власть и все тузы. Вы сами определяете правила игры. И меняете, когда это вам надо. Законов для вас нет, действуете исключительно по понятиям — чисто, конкретно и в натуре, кремлевская мы братва.
Вас надо отстреливать, как бешеных лис. Иначе перекусаете всех, и мы будем, как вы. Ваша цель: чтобы мы были похожи на вас. И тогда вы непобедимы.
Признаю: я проиграл. Подвела простота, которая хуже воровства.
Как я мог поверить в сценическую постановку, когда избивали Брувера-младшего? Ведь возникла мысль: все как-то складывается легко и просто? И отогнал её, как драную псину.
И вот плачевный результат: эх, Миша-Миша! Ты сделал меня красиво. И твоя двоюродная сестра Мая сделала меня красиво. И вообще — вы красивые люди. Жаль, что вы мои враги, я бы с вами дружил.
Да, г-н Кожевников, который уже далеко от нас, был прав: только женский ум мог придумать такую утонченную комбинацию с неожиданным перевертышем.
Мишу Брувера били, и били крепко, тому я свидетель. Но он-то знал, за что терпит побои. За первый миллион можно и пострадать лицом. И за второй тоже. И за третий. Молодец, быть ему выдающимся дилером всех времен и народов.
А что делать мне? Не знаю. Устал — устал смертельно. Хотя я-то ладно, а как быть с Ильей? Я по сути дела его предал, коль не сумел уберечь. И остался один, не считая тырновской дурочки, хлюпающей носом рядом.
— Прекрати, — прошу.
— Илюшу жалко-о-о.
— Еще не вечер, — поднимаюсь на ноги.
— Куда ты?! — голосит. — Не уходи! Мне страшно-о-о!
Я спешу к «дедушке» советского автомобилестроения эпохи первых космических героических полетов. Через тернии — к звездам!