Я извинился и, не давая им времени возразить, поспешно вышел из гостиной. В руке я сжимал телефон. В глаза мне ударил солнечный луч. Я прищурился и посмотрел на панель мобильника. Кнопка ответа была расположена иначе, чем на моем.
На противоположной стороне улицы две девочки в ярких шлемах вовсю накручивали педали велосипедов. У одной на руле развевались розовые ленты. Когда я был маленьким, в этом районе жило человек десять детей моего возраста. Мы часто собирались после уроков. Не помню уж, во что мы играли, – во всяком случае, не в бейсбол или что-нибудь в этом роде, для таких игр мы были недостаточно организованы. Нас увлекали тайники, погони, нападение, защита. Считается, что детство в предместье – пора невинности, но как же часто день у нас кончался слезами, по крайней мере для одного участника игры. Мы спорили до хрипоты, меняли союзников, объявляли войну и заключали мир. Как водится, назавтра все забывалось. Игра начиналась с чистого листа. Составлялись новые коалиции. И следующий парнишка прибегал домой в слезах.
Я нажал нужную кнопку и поднес аппарат к уху – все одним движением. Сердце колотилось так, что казалось, вот-вот выскочит наружу. Я откашлялся и, чувствуя себя полным идиотом, сказал:
– Слушаю.
– Говори только «да» или «нет». – Сквозь голос пробивался в трубке шелест магнитофонной ленты. – Деньги достал?
– Да.
– Гарден-Стейт-Плаза. Знаешь, где это?
– Парамус-роуд.
– Ровно через два часа припаркуйся на северной стоянке. Сектор девять. Это рядом с «Нордстромом». К тебе подойдут.
– Но…
– Если будешь не один, мы исчезнем. Если за тобой кто-нибудь следует, мы исчезнем. Если нюхом почуем легавого, мы исчезнем. Другого шанса не будет. Ясно?
– Да, но когда…
Отбой.
Рука опустилась. Мною овладело равнодушие. Девочки на противоположной стороне улицы о чем-то заспорили. Суть проблемы я не уловил, но каждая то и дело внушительно повторяла слово «мой». Из-за угла вылетела «субару». Завизжали тормоза. Водительская дверь распахнулось до того, как машина остановилась.
Это был Ленни. Ему хватило одного взгляда, чтобы рвануться ко мне.
– Марк?
– Ты был прав. – Я кивнул в сторону дома. На пороге стоял Риган. – Они подозревают меня.
Ленни нахмурился. Глаза сузились, зрачки превратились в кнопки. В спорте такую мину называют «боевая». Ленни уперся взглядом в Ригана, словно прикидывал, в какую часть тела нанести удар.
– Ты разговаривал с ними?
– Немного.
– А что тебе нужен адвокат, сказал?
– Сказал, но не сразу.
– Послушай, Марк, я ведь предупреждал…
– Я получил требование о выкупе.
Это известие заставило Ленни подобраться. Я посмотрел на часы. До Парамуса сорок минут езды, с учетом пробок – час. Время у меня было, хотя и немного. Я принялся пересказывать допрос. Ленни вновь взглянул на Ригана и увел меня подальше от дома. Мы остановились у бордюра, разделяющего участки, и, как школьники, уселись на сероватые булыжники. Колени упирались прямо в подбородки. У Ленни задралась штанина, и я невольно отметил полоску кожи между носком и узкими брючными манжетами. Сидеть было чертовски неудобно. В глаза било солнце. Мы больше щурились, чем смотрели друг на друга. Как в детстве. Это облегчало мне рассказ.