— Вот скажи честно, Жигунов, чего ты больше всего любишь?
— Родину, — отвечал я не без пафоса, — а что?
— Не-не, мы её все любим, а вот чего ты хочешь?
— Сейчас или вообще?
— Ну… вообще, — и круговым движением руки чуть не сбил бутылку со стола.
— Чтобы не было войны, — твердо ответил я. — И не махай крылами, не птица.
— Курица — не птица, баба — не человек, — вспомнил мой друг.
— Вот её и хочу, — потянулся от удовольствия жизни.
— Кого? — удивился Мамыкин.
Я посмеялся: эх, Венька-Венька, прост ты, как залп «Шилки», накрывающей метеоритным смертоносным дождиком двадцать га с гаком. Не обращая внимания на мое легкомысленное состояние, Мамин задумался.
Дружили мы давно и были как братья. Правда, Венька был мал ростом, конопат и отличался иезуитским умишком. Видимо, природа решила наградить его хитростью, чтобы компенсировать хилые мышцы на декоративном скелете. Подозреваю, и дружить начал он по причине корыстной: я рос крупным бэбиком, а увлечение спортом формировали фигуру в решительную, способную всегда постоять за себя — и не только за себя. Любил пошкодничать Мамыкин, вот в чем дело, и в случае опасности…
После мы выросли и я заметил, что моему другу ужасно нравятся женщины с волосатыми ногами. Волосатые ноги, утверждал мой товарищ, признак темперамента и аристократизма. Когда встречал на улице женщину с волосатыми ногами, как у бразильской обезьянки, то его плебейская плоть бунтовала и он покорно брел за породистой аристократкой, нюча:
— Ну дай, ну дай, ну дай!
Он страдал от женщин, он их любил и ненавидел, раб щетинистой растительности на их ногах.
И я его хорошо понимал: однажды в гарнизоне мне встретилась такая затейница, она была повариха и патриотка, и выстригла там, где выше, пятиконечную звезду. И регулярно спрашивала, лежа на столе для резки мяса: надеюсь, тебе приятна моя звезда? (Хотя, признаться, использовала совсем другое словцо, но близкое по звучанию.) И я был вынужден хрипеть в ответ: да, мне приятна твоя звезда…
Потом патриотичная повариха вышла замуж за офицера Сосновского и отправилась вместе с ним защищать пограничные сосновые рубежи нашей родины. Со своей остроконечной звездой, думаю, она была так кстати.
— Есть контакт! — вскричал баловник судьбы, возвращая меня в прекрасное настоящее. — Как сразу не догадался, дурак!
— А в чем дело? — занервничал я. — В бандиты не пойду, предупреждаю.
— Не мельтеши, Митек, мысль пугнешь, — и потянулся к телефону. — Будет работа, — утверждал, — по твоему, так сказать, основному профилю.
Я вытянулся лицом: какому профилю? А такому, заржал Мамин, который в штанах, и пояснил, что имеет ввиду. От возмущения я потерял дар речи, и пока приходил в себя, приятель переговорил с невидимым собеседником и, бросив трубку, сообщил, что нас ждут — ждут с нетерпением.