Через несколько минут у входа в гостиницу отец поцеловал Анну в щеку и помог ей сесть в седло. На одно мгновение она прильнула к его спасительной руке, памятуя, что ребенком всегда прибегала к его защите. Он поднял на нее встревоженный взгляд, но она через силу улыбнулась и выпрямилась в седле.
Джон поклонился судье.
– Я восхищаюсь вами, сэр, хотя вы заключили со мной странную сделку. Мне больно вам это говорить, но, боюсь, у вас нет ни малейшего шанса на успех против короля и его сводника. Многие будут судачить о том, что вы помогли мне бежать.
– Это моя забота.
– В таком случае как вам будет угодно.
Джон вскочил в седло позади леди Анны, взял в руки поводья и пустил коня галопом.
Внезапно она почувствовала его руки на своей талии. Его ноги прижимались к ней, а его теплое влажное дыхание омывало ее шею.
Сидя за ее спиной, Джон удивился охватившему его возбуждению и приписал его тому, что ощущение вновь обретенной жизни нахлынуло на него и радость заструилась по его жилам, а возможно, виной тому было и то, что за обедом он осушил полбутылки вина. Разумеется, дело не в этой набожной бабенке, сбежавшей от своего законного короля лишь для того, чтобы спасти свою невинность, которую в этом королевстве никто не ценит. Да и сам он мог похвастаться тем, что лишил многих девиц этого атрибута, на что они шли с охотой и по доброй воле. Может ли быть так, что эта Анна Гаскойн совсем не хочет мужчину? Нет, не может. Уж кому об этом знать, как не Джону. С ней было бы приятно покувыркаться. Пусть даже это стоило бы ему жизни.
Но стоит ли обрести то, что она столь свято хранит, и утратить надежду на новую жизнь в колониях?
Он решительно покачал головой и свернул с дороги на узкую лесную тропу. Если эта женщина способна заставить забыть о священной клятве и вызывает другие греховные мысли, ее следует опасаться. Сэр Сэмюел прав. Джону Гилберту нечего терять в жизни, незаконнорожденный, бастард, у него нет ни родителей, ни наследства, ни имени. Бастарда ждет вечное одиночество, и он должен помнить об этом.
Анна почувствовала, как он подался в седле вперед, и попыталась уклониться, но внутренняя сторона его бедер напряглась, и она оказалась зажатой, словно в тиски, и с минуту размышляла, не была ли эта близость еще более опасной, чем та, от которой она бежала.
В это время в комнате на втором этаже гостиницы сэр Сэмюел извлек свою шпагу из очистительного огня камина и вонзил в мякоть своей левой руки. Содрогнувшись от боли, он обернул кровоточащую конечность чистым платком. Теперь настал черед королевских магистратов рассуждать о том, каким образом Джон Гилберт отвоевал свой путь к свободе, так и не рассказав, где находятся его сокровища.