Богохульственное высказывание осталось без должного ответа. В тяжелом, чреватом бурей, удушливом воздухе несказанное слово повисло между двумя мужчинами, как невысказанная угроза, и епископ, памятуя о безвременной кончине своего брата, жевал верхнюю губу, отчаянно пытаясь придумать способ урезонить разъяренного графа.
Дядя Анны чувствовал и с трудом мог подавить приближение приступа лихорадки, грозившего потрясти все его тело. Этот красивый необузданный мужчина, сидевший напротив, казался жестким, и никакие мольбы не были способны умилостивить его, но любящему дяде трудно было бросить на растерзание свою племянницу, не испытав последнего средства, не воззвав к лучшему, что было в природе этого человека. Разумеется, он собирался произнести свою речь в лучших традициях произнесения проповедей с церковной кафедры.
– Анна молода, милорд, и своенравна больше, чем свойственно ее полу. Но если проявить чуточку терпения, то со временем вы будете вознаграждены, если вам удастся вернуть ее любовь и страсть к себе постоянными изъявлениями внимания. Женщина с ее темпераментом, если позволите мне так выразиться, милорд, нуждается в мягком обращении, даже если вы и собираетесь запереть ее в четырех стенах.
– Я не допущу, чтобы что-то нарушило мои планы, – заявил Узверби ледяным тоном. – Сначала ваш брат, теперь вы. Неужели у всех членов вашей семьи не хватает ума понять, как обстоят дела?
Плечи епископа поникли под тяжестью его долга опекуна.
– Я бы не хотел видеть ее блудницей, милорд.
– Королевской блудницей! Любимой королем блудницей! – В голосе графа звенела неприкрытая ярость. – Целомудрие леди Анны имеет такую притягательность для короля, что герцогство и богатые плантации в колониях станут моими, а Кентерберийское епископство вашим, если вам удастся завоевать мою дружбу. Неужто вы полагаете, что этот королевский зуд будет длиться вечно? Я слышал, король уже благосклонно поглядывает на актрису Нелл Гвин. Апельсиново-рыжая Нелл, когда-то продававшая эти фрукты в кулуарах Королевского театра, вполне может согревать королевскую постель, к величайшему моему огорчению, да и к вашему тоже.
У епископа был озадаченный вид. Он вперил неподвижный взгляд в потолок.
– Я архиепископ Кентерберийский, примас всей Англии! – сказал он, и в голосе его прозвучало непомерное изумление и отчаянное томление.
Лорд Уэверби встал и оглядел епископа с едва сдерживаемым презрением:
– На всякий случай я сегодня же ночью заберу вашу племянницу в свой дом в Сент-Джеймсе. Вы и не поверите, насколько горяча наша Анна, а завтра вечером в соборе Святого Павла вы нас повенчаете.