Евлампий помрачнел.
– Пойдем в исповедальню. К исповеди, небось, давно не ходил?
– Давно, - согласился Луи. - Не такой я дурак, чтоб отцу Ипполиту душу раскрывать, а лгать пред лицом Господним…
Луи пробыл у Евлампия до вечера. Сначала исповедь затянулась, потом светлый отец просто расспрашивал. Об Анже и даре его, о заговоре, о злополучном письме, об императорском посольстве. Примерно на середине разговора пришел Егорий. Пришел по какому-то другому делу, но, услышав, о чем речь, остался. Изредка задавал вопросы - и все больше мрачнел. Сказал, когда Луи умолк:
– Зря затянул. Давно надо было с ними разобраться, вот уж беду нашел - королю неподсудны! Уж прости, от тебя не ожидал.
Евлампий оказался человеком решительным. Встал, буркнул:
– Вот сейчас и разберемся.
Кликнул служку, приказал:
– Кто из Капитула в Славышти сейчас - всех сюда. Отделение Святого Суда, что при миссии Братства святого Карела, отца настоятеля миссии. И таргальского аббата.
Скорость, с которой церковная верхушка Славышти собралась по зову королевского духовника, Луи потрясла и ввергла в зависть. Но отца Ипполита не нашли. Когда же раздосадованный отец Евлампий вопросил, куда мог задеваться не знающий Славышти гость, кто-то из пришедших ответил удивленно:
– Так он же обратно рванул. Стряслось там у него что-то. Господом всеблагим умолял перенос в Корварену ему сделать… Для брата разве жалко… А что, не надо было?
4. Сэр Бартоломью, коронный рыцарь Таргалы
Первую порку сэр Бартоломью схлопотал еще в Ич-Тойвине: с арестантами здесь не церемонились и дерзости им не прощали, даже если дерзость эта выражалась всего лишь в непокорном взгляде. Впрочем, по сравнению с бесконечной чередой признаний - перед императором, его министрами, Капитулом, наконец, на храмовой площади, - унижение позорного наказания казалось сущим пустяком. Да, я привез в Ич-Тойвин гномьи огненные зерна, дабы покуситься на священную особу императора. Да, таков был приказ моего короля. Нет, я действовал один… Клянусь, один! Да что девчонка. она просто подвернулась под руку, обычная паломница, дура набитая. Удобное прикрытие. Глазки строила напропалую, вон, уже на корабле чуть замуж за ханджара не выскочила. Пришлось застращать ханджарской ненасытностью и запереть в каюте. Нет, во дворце сообщников не было, откуда бы. Не знаю, может, и есть разведка, кто ж ее станет раскрывать ради смертника. Да, понимал, что на смерть. Была причина. Неважно… вину заглаживал. Да, подобрался бы на церемонии в храме, самый удобный случаи. Да, получается, что и против Церкви. Раскаиваюсь. Чистосердечно. Признаю всю гнусность свою и молю о милости… Свет Господень, да что против этого какие-то плети!