Костя решительно схватил эмалированный, с розочками, тазик и зашагал на сторону хозяйки.
– Однако! – похвалил его дед и шустро забрался в свое снохоубежище.
Около бани хлопотала Анна Васильевна.
– Пришел? – зловеще улыбнулась она. Мыло и мочалку найдешь, пару умеешь поддавать?
– Нет, – растерялся Костик.
«Как зубы-то заговаривает, – восхитился он в душе, – и глазом не моргнет!»
– Там ковшик, как захочешь пожарче, плесни на камни. Квасок в предбаннике, веник я замочила.
– Спасибо, – сухо поблагодарил Комаров.
Он все еще не решался переступить порог бани, все искал слова, с помощью которых намеревался пройти испытание как никто до него. Он просто обязан был изменить мировоззрение сельчанок, иначе зачем учеба в школе милиции? Зачем увлечение Шопенгауэром и Платоном? Зачем все это предприятие под кодовым названием «Искоренение зла и насилия в отдельно взятом населенном пункте»?
– Иди уж, – гаденьким голосочком поторопила его хозяйка.
– Сколько их там? – не выдержал напряжения Костя.
– Кого? – вытращила глаза Анна Васильевна.
«Маскируется, интриганка», – с закипающей злостью подумал Комаров.
Злость – это было хорошо. Злость – это то, что делало из робковатого и деликатного Комарова человека решительного и бескомпромисного, смелого и безжалостного.
Он распахнул низкую дверь баньки и решительно шагнул в туман, мистически вырвавшийся наружу.
– Ударился, поди-ка, – всплеснула руками хозяйка, – надо бы к Ваньке-Пензяку за травкой какой сбегать.
Анна Васильевна сняла грязный замусоленный халат, под которым оказался новенький, хрустящий от крахмала, с голубыми цветочками, и, прихватив литровую банку сметаны, выскочила за калитку.
* * *
Пар немного рассеялся. В бане никого не было. Костя заглянул под полок, погремел тазами, в бане действительно никого не было!
– Ошибся дед? Женщины должны подойти попозже и ворваться в баню неожиданно? Наверное, с тех пор, когда его самого испытывали таким образом, произошли изменения и порядок нарушился. И классно! Пока они собираются, я быстренько помоюсь и встречу их чистым и одетым. Пусть попробуют тогда противостоять моему интеллекту и силе убеждения.
Костя глянул в маленькое затуманенное окошко. За калиткой мелькнула косынка хозяйки.
– За женщинами побежала, – догадался Костя, – бегай, бегай, ты еще не знаешь, с кем связалась, – погрозил он кулаком.
Жалкий крючочек на тяжелой двери не внушал доверия. Комаров припер дверь низенькой скамеечкой, быстро скинул с себя одежду, поддал, как учила Анна Васильевна, пара и стал лихорадочно тереть мочалкой тело.
С помывкой он управился за три минуты шестнадцать секунд. В бане было жарко, царапины и укусы ныли и зудели беспощадно, но ощущение чистого тела, запах дубового веника и дерева расслабляли и дарили душе умиротворение и желание растянуться на скобленом деревянном полке, подремать хоть пятнадцать минут. Блаженство! Недопустимое, недоступное блаженство!