Я ведь почему козла этого продырявил — испугался просто. Испугался, что ты умом тронулся, начнешь сейчас дуэли устраивать, да еще и нас с Тихоней — ежели сунемся… А таким выродкам шанса давать нельзя… Жаль, конечно, что подвига этого никто не оценит — но ведь не для медалей же делалось? Время сейчас такое — судьбу переменить трудно, — разлинованное время, разграфленое. Нету царя-батюшки, который за подвиги взял бы и отряхнул от всего — судимый ты, не судимый… Тут хоть двадцать таких упырей слови… Тебе спасибо не скажут, мне тоже… Но это — цена. По любому, большое дело сделали… А за большие дела награждают редко. Чаще за них платить приходится…
Артем ничего не ответил. Он увидел, что из операционного блока в конце коридора медленно вышли хирург с медсестрой — хмурые и усталые. Медсестра звонко цокала каблуками по каменному полу. Ее затянутая в белый халат фигура напомнила Токареву Светлану.
Варшава встрепенулся и тяжело, шумно задышал. Врач застегнул верхнюю пуговицу халата, и Артем сказал себе: «Приготовься к худшему». Потом хирург наклонился к медсестре и погладил ее по волосам.
«Обошлось», — пронеслось в голове Токарева.
Врач сделал еще пару шагов и остановился.
— Плохо дела, — прошептал Варшава. А, может, это прошептал и Артем.
Хирург остановился у какой-то двери и повел пальцем по какому-то списку:
— Если бы шел приговор читать — не остановился бы…
Наконец медсестра и врач подошли совсем близко. Токарев слез с подоконника, кряхтя поднялся с пола Варшава и сделал шаг вперед:
— Ну?!
Артем закрыл глаза и неумело, путая слова, начал про себя молиться…
* * *
С тех пор прошло много лет. Рассказывают, что еще живы в Питере люди, которым помнится эта история…
Санкт-Петербург — Бишкек — Киев — Симферополь — Мальта — Стокгольм — Сыктывкар — Гавана — Мальдивы — Будапешт — Мюнхен — Санкт-Петербург