1897, Калифорния
Лежа в постели однажды утром в день своего семнадцатилетия, Поппи думала о том, что прошедшие десять лет были самым идиллическим детством, какое только можно себе вообще представить, и вот теперь приходится с ним расставаться.
Семнадцать лет – это так много! Она взглянула на Энджел, крепко спавшую на другой кровати. Утреннее солнце, заглянув в открытые окна, осветило ее волосы и они вспыхнули бледным белым золотом. Ее безупречная кожа была розоватой во сне, и Поппи подумала со вздохом, что она выглядит так, как будто только что гуляла на свежем воздухе, тогда как собственная бледная кожа Поппи, наверно, наводит на мысль, что она спала под камнем, как лягушка! Конечно, все знали, что Энджел – красавица, но если и так, Поппи не завидовала ей. Они были подругами с того самого момента, когда встретились.
Когда Поппи покинула приют вместе с Ником и Розалией, она приняла решение – с этого самого момента она больше не будет плакать – никогда. Она собирается постоять за себя и бороться! Она воинственно смотрела на Энджел – девочку, чье место она так долго мечтала занять, пытаясь отыскать в душе ненависть к ней, а Энджел смотрела на Поппи своими спокойными чистыми, удивленными глазами. Поппи почувствовала, что краснеет, потому что, хотя Розалия и купила ей новую одежду, она по-прежнему была болезненно худой и имела ущемленный, побитый вид сироты.
– Господи, – сказала Энджел в изумлении. – Ты выглядишь совсем как забавное насекомое с рыжими волосами! – Она засмеялась, и смех ее был таким заразительным, что просто невозможно было устоять, и Поппи тоже рассмеялась в первый раз за все это кошмарное время. Энджел подбежала к Поппи и обняла ее.
– Всю неделю я только и делала, что ждала, когда ты приедешь, – воскликнула она. – Я знаю, что мы станем лучшими подругами.
Поппи сразу же полюбила Энджел. Ей хотелось, чтобы ее волосы были бы такими же белокурыми, нежными и завораживающими, подобно лунному свету, как у Энджел, а не ее собственной дикой копной буйных кудряшек; чтобы ее глаза были такими же безмятежно бледноголубыми, как озера кристально чистой воды, в глубине которых скрыта волшебная тайна; ей хотелось, чтобы ее лицо было нежно-розовым и белоснежным, а не бледным, да еще и с веснушками! Ах, почему она не такая же маленькая и хрупкая, как Энджел, а долговязая и нескладная!
Она стала говорить так же едва уловимо шепелявя, как и Энджел, она также слегка наклоняла подбородок, когда смеялась и морщила нос, когда ей что-нибудь не нравилось. Она даже пыталась укротить свой большой, стремительный шаг, чтобы ее походка напоминала грациозный легкий «полет» Энджел. И вот однажды Розалия отвела Поппи в сторону и попыталась объяснить ей, что два человека не могут быть во всем одинаковыми. Она знает, что Поппи восхищается Энджел, но Энджел – это Энджел, а Поппи – это Поппи.