Она мучительно гадала – было ли это плодом ее воображения, или же он действительно смотрел в ее сторону чаще, чем всегда нынешним вечером? Надежда зашевелилась у нее в сердце, и Поппи отчаянно думала – может быть, он понял наконец, что жениться на Энджел из-за денег нехорошо, неверно, не нужно? Что он любит ее так же безумно, как она любит его, и что они не могут жить друг без друга? Как серая тень в своем струящемся бархатном платье, она тихо сидела среди судачащих гостей и ждала. И когда Фелипе пробормотал Энджел какие-то извинения и направился к двери, она быстро встала и пошла через комнату за ним, схватив его затем решительно за руку.
– Фелипе, – прошептала она быстро. – Я должна поговорить с тобой… сегодня… вечером.
– Что тебе нужно? – прошипел он, быстро толкая ее за занавеси. – Я думал, что ты поняла, что произошло. В конце концов это твоя вина.
– Моя вина? – воскликнула она ошарашенно. Он еще глубже втолкнул ее за занавеси.
– Я не могу говорить с тобой здесь, – шептал он разъяренно, – но в любом случае, нам не о чем говорить.
– Но я должна поговорить с тобой, Фелипе, я должна увидеть тебя наедине.
Ее голубые глаза умоляли его, и на секунду он заколебался.
– Это ни к чему, – сказал он коротко. – Все кончено. И даже не начиналось.
Рука Поппи в ужасе и отчаянии взлетела ко рту, когда она смотрела, как он уходит… он не мог верить в то, что говорит, он не мог иметь это в виду… это невозможно, говорила она себе… если б они только могли поговорить наедине, она бы открыла ему глаза, убедила бы его, что неверно жениться на Энджел, когда они так любят друг друга.
Было уже поздно, когда вся семья возвращалась наконец в палаццо Гритти в гондоле. Розалия и Энджел припали в изнеможении к Нику, а Поппи сидела напротив и смотрела на них из-под полуопущенных век. Какая счастливая семейная сцена, думала она с горечью – мать, отец и их любимая красивая дочь. Закрыв глаза, она вспомнила своего отца и его пахнущее виски дыхание на своем лице, когда он говорил я вернулся, Папочкина дочка… – и его кровь, которая появилась на красном ковре, когда он упал на землю. И Поппи поняла, что после всех этих лет она все равно не была Поппи Констант – она была Поппи Мэллори, это у Энджел было все, о чем Поппи мечтала.
Позже она ходила туда-сюда по своей спальне в отеле и думала о Фелипе, пока ей не стало казаться, что стены сейчас раздавят ее. Не в силах больше вытерпеть это, она накинула на плечи темную пелерину и выскользнула из комнаты, несясь вниз по покрытым красной ковровой дорожкой ступенькам так, словно ее подталкивали демоны.