Воля павших (Верещагин) - страница 181

– Я придумаю, что купить, – пообещал Олег. И подумал, что дома он бы позвал девчонку в «забегаловку». И в кино позвал бы. И еще – что он вернется домой (а как же, не может не вернуться!), а Бранку – Бранку больше никогда не увидит. Между ними будут не километры, не континенты, а непредставимые расстояния – чудовищные и холодные.

«Что это? – удивился Олег. – Я… НЕ ХОЧУ домой?!»

Он прислушался к своим ощущениям. Нет, домой он хотел, пусть и ослабела тоска. Очень хотел. Вот сейчас опять представил себе маму, отца – и все скрутилось в груди. Но он НЕ ХОТЕЛ расставаться с Бранкой. Это было упорное и идиотское желание, доходившее до того, что Олег решил предложить ей вместе отправиться на Землю. Но вместо этого спросил:

– А Гостимир где?

– Йой, надоел больше капусты квашеной, – скривилась Бранка. – Шага не отходит. Это Гоймир его притравил, точно… Да, не спросила я – у тебя-то, Вольг, братья-сестры есть ли?

– Никого, – покачал головой Олег. – Я один. У нас много семей по одному ребенку.

Сказал – и стало смешно. «Ребенок»! Олег улыбнулся; Бранка тут же спросила:

– Что ты?

– На тебя смотрю, – соврал Олег. Или честно сказал? Смотреть на Бранку было здорово, это тоже вызывало неожиданную улыбку.

Слившиеся обозы тронулись дальше вместе. Бранка решительно сказала:

– С тобой буду.

– Ага, – кивнул Олег, сам себе удивляясь. Несколько дней он даже спать укладывался на другом от Бранки конце лагеря, все силы прилагал, чтобы случайно не встретиться во время переходов или отдыха дневного… а вот она подъехала – и он даже попытки не сделал разойтись в стороны. Послал коня рядом, словно так и надо. А надо-то отъехать подальше и думать о ней поменьше, смотреть на нее поменьше, не то что говорить, потому что с каждым сказанным словом – все крепче и крепче становятся невидимые, но физически ощутимые нити между ним и этой девчонкой-дикаркой – нити, первая из которых протянулась, когда он вытащил ее из подпола в залитой кровью комнате лесного логовища… Страшные нити, потому что Гоймир – его друг, который прикрепил им самим нарисованный портрет этой девчонки на борту коча.

– Йой, буду сей час! – оживленно сказала Бранка. – Там вон вижу – трехродная моя, перевидеться надо! – И она направила коня в сторону.

Олег проводил ее бездумным взглядом – и пошевелился в седле лишь когда кто-то прочел рядом, за плечом:

– Isot, ma drue, Isot, m'amie,
En vos ma mort, en vos ma vie!..[38]

Звуки французской речи так удивили Олега, что несколько секунд он таращился, не понимая, кто перед ним, в лицо подъехавшего Йерикки. А тот, чему-то улыбаясь, спросил: