— …но если мой отец и есть воин-монах Х. Иоанос из страны у пяти озер, тогда кто такой я? — искренне возмущался Индиана. — Почему меня авторы апокрифа не предусмотрели, зато написали о какой-то женщине-птице?
Катанга пялился на вдохновенно разглагольствующего археолога, как на некоего диковинного зверя. Постепенно в глазах слушателя-зрителя стали распаляться огоньки религиозного возбуждения, которые отличают настоящих католиков. Красивые малопонятные слова и образы, льющиеся из чудака-археолога, успешно размачивали суровую морскую душу, отчего мгновенно прорастали зернышки, зароненные еще в невинном детстве.
Тяжелый воздух джунглей, копья, стрелы, дубины, клыки, колючки, крючки, хоботки, челюсти, яйцеклады, — все норовит ударить, оглушить, впиться, ужалить, отравить, отложить яички. Малыш Катанга бежит от этого безобразия под сень храма, туда, где легко дышится прохладой и не замечаешь своего болящего живота, расчесанной кожи, саднящих пяток. Где неземные лики уносят в мир золотистых грез, к небесному граду, который весь до последнего кирпичика создан силой Его заповедей.
Капитан, правда, еще пытался переключить мозг в нормальный логический режим работы.
— Может, и беспокоиться нечего? Наверное, Божественным промыслом изначально предопределено, что посланцу Антихриста ничего не светит и он получит по заднице. Насколько до меня дошло, в вашем священном апокрифе уже записано, как там все случится в далеком будущем.
— Вряд ли, мистер Катанга! Люди, составившие апокриф, были уверены, что война неба и преисподней, сил «этой» и «другой» стороны идет в мире без паузы и антракта. Что не будет ни мира, ни дружбы между теми, в кого вложены души ангелов, и теми, в ком сидят бесы. Короче, ни одной команде не гарантирована победа.
Наконец капитан Катанга взорвался, застучал кулаком по борту:
— Не знаю, псих вы или нет, но я за вас! Раз в Измире будет поздно, мы уничтожим лодку сейчас! Затопим ее, и Ковчег не достанется берлинскому Антихристу!
Индиана тоже застучал кулаком, только не от радости, а от душевных содроганий. Лилиан! Она обречена утонуть вместе с субмариной!
Убить свою женщину фактически ради идеи — вместо того, чтоб при любой войне жить счастливо, спрятавшись где-нибудь на Лимпопо или в Гренландии?
Но, скорее всего, счастливо бы не получилось. Ведь в то же самое время бесы кромсали бы и раздирали мир, как стая гиен. И в какую щель не заползи, мысль о том, что это происходит по ТВОЕЙ ВИНЕ, жгла бы мозг.
— Приступим немедленно, — надтреснуто произнес Индиана Джонс. — После наступления темноты, когда немец всплывет, с ним уже не управиться.