Перед капониром дважды ударил карабин Петрова.
– Иди помоги ему! – бросил Акимушкин, и Царапин, спрыгнув на бетонный пол, побежал к воротам.
Ночь оглушила его. Лунное серое небо свистело и выло реактивными двигателями. «Неужели все-таки война? – беспомощно подумал Царапин. – Но с кем? Не с этими же…» Где-то севернее возник жуткий повышающийся вой – что-то большое и тяжелое падало с огромной высоты. Петров и Царапин ждали. «Ддумм»…» – донеслось из-за третьей пусковой, словно чугунная болванка врезалась в землю.
– Не взорвалось, – с удивлением сказал Петров.
В песке были выбиты две новые воронки, рядом дергались мохнатые суставчатые лапы очередной «фаланги».
– А эти не появлялись? – спросил Царапин, кивнув на лежащего и невольно задержав на нем взгляд. Насекомое, просто огромное насекомое… Немудрено, что он принял эту личину за противогазную маску.
– Ну и морда у тебя, Петров… – с нервным смешком пробормотал он.
– Я! – встревоженно откликнулся ефрейтор.
– Нет, это я так… анекдот вспомнил…
Реактивный многоголосый рев, затихая, смещался к северу.
– Я думал, бомбить будут, – признался Петров и, помолчав, тихо спросил: – А чем они так… Левшу?
Словно в ответ ему за капонирами, ближе к солдатскому городку, беззвучно вздулся и опал бледно-фиолетовый пузырь света.
– А вот тем же самым, только поменьше, – не разжимая зубов, проговорил Царапин и вдруг умолк.
– Машина, что ли? – недоверчиво всматриваясь, спросил он.
Да, над капонирами дрожал светлый скачущий нимб – там, по песчаной лунной дороге, меж зарослей янтака, кишащих огромными пауками и черными дьяволами, на большой скорости шла машина с включенными фарами – кто-то пробивался к ним со стороны городка.
– Может, они еще ничего не знают? – неуверенно предположил Петров.
Царапин, не сводя глаз с тонкого лучистого зарева, отрицательно мотнул головой. Он не мог перепутать ни с чем бледно-фиолетовую вспышку – увеличенную копию той, что сожгла Левшу. Даже если люди в машине минуту назад не знали, что их здесь ждет, то теперь они уже несомненно были в курсе.
Ночь к тому времени снова стала тихой, явственно слышался нарастающий шум мотора. Отчаянно сигналя, машина вылетела из-за капонира, осветив холм, ворота, курилку. Это был тяжелый самосвал, и он шел прямиком к ним, гнал по зарослям, рискуя шинами.
Жуткая из-за непонятности своей подробность: над кабиной, словно корона, тлело вишнево-розовым что-то причудливое и совершенно незнакомое.
Над верблюжьей колючкой в вертикальном высоком прыжке взлетела ополоумевшая «фаланга». Два карабина грянули одновременно, но, кажется, дали промах – стрелять пришлось влет и против света.